Горы и этажи
Шрифт:
— Давай, давай! — подбадривает его дядя Валя. — Да ноги не поломай! Жду!
На старшеклассников, юношей и девушек, стоящих на остановках, дядя Валя мельком посматривает, но автобус не останавливает. Эти поедут вторым рейсом. Им до самой Ялты. В поселке только восьмилетняя школа. И лишь изредка дядя Валя прикрикивает на ребят:
— А ну, потише! Мотора не слыхать.
Автобус гомонит, как растревоженный птичий садок.
В нем кипят страсти. За четверть часа пути происходит множество событий.
Одна второклассница везет в школу рыжего котенка.
— На
— То просто он рыбой подавился. И не на мучение! Ему нравится возле школы играть.
— А я говорю, что дятла подранил Толька из десятого класса! — орет Виталик. — Он каждый день скрадывает у отца ружье.
Автобус выезжает на верхнее шоссе. Это главная трасса, по ней мчатся целые вереницы машин. Густые кущи садов остались внизу. Открылись просторы. Вдали синеют горы. Море стоит необъятной голубой стеной. Трудно поверить, что на Самом деле оно лежит далеко внизу, а не стоит, и что море не продолжение неба, а вода, и она сама по себе. На склонах, по бокам шоссе, рдеют виноградники. Щедро светит октябрьское солнце.
Ваня, рассеянно прислушиваясь к спорам и крикам, внимательно, во все глаза, смотрит на горы, на море, на виноградники, на черную собачонку, которая издали облаивает шумный автобус. Обиженная морда собачонки очень смешная. Хорошо ехать в школу!
Высыпавшись из автобуса, ребята стремглав несутся по узким горбатым улочкам поселка. Вот и школа, каменное одноэтажное здание со сводчатыми окнами. Классы заперты. До начала занятий еще целый час. Учеников начальной и восьмилетней школы дядя Валя привозит заранее, чтобы до девяти часов обернуться вторым, более дальним рейсом.
Славно лазить по каменным заборам, карабкаться на деревья и отовсюду спрыгивать. Успеешь и поссориться, и помириться, и посекретничать, и подраться. И к дому учительницы сбегать.
Учительница живет близко от школы. Стайка первоклассников входит во двор, садится на землю под старой: черешней и хором, весело и складно кричит:
— Гали-на Иван-на! По-pa в шко-лу!
У крыльца спит в коляске ребенок.
В калитку заглядывают возмущенные пятиклассницы:
— Вы с ума сошли! Валерку разбудите! Убирайтесь немедленно!
Пятиклассницы учились у Галины Ивановны в прошлом году в четвертом классе и считают своим долгом защищать учительницу от глупых малышей.
Первоклассники смеются и скандируют:
— По-pa в шко-лу! По-pa в шко-лу!
Из окна высовывается старенькая мать учительницы. Она грозит ребятам пальцем, бросает взгляд на спящего внука и скрывается.
Первоклассники с хохотом увертываются от пятиклассниц. Те хватают мальчишек за рукава, за плечи, за воротники, насильно вытаскивают со двора и гонят по узкой, как щель улочке обратно к школе. Ване здорово достается от одной высокой девочки. Девочка специально срывает с него берет, чтобы подергать за светлые тонкие, как паутина, волосы, да еще и шлепает его так, что он чуть через забор не перелетает. Но все равно Ване весело и хорошо.
Не так уж хорошо ему становится незадолго до звонка. Он смирно садится на скамейку в коридоре и сидит притихший, опустив голову и зажав портфель между коленями. Немножко он устал и чувствует потребность передохнуть после беготни и потасовок. Но это ощущение мимолетное и пустячное. Главное же, что заставляет его притихнуть, это предвкушение того, что будет с ним сейчас происходить. Еще и урок не начался, а Ваню уже одолевают скованность, неуверенность, тягостное сознание своей нерасторопности и неудачливости: у него не будет получаться, он знает! Уж что-нибудь непременно не получится. Но он готов постараться, чтобы получилось. Поэтому он входит в класс серьезный, молчаливый и полный смутных и робких надежд.
Галина Ивановна — молодая, розовощекая, цветущая и очень решительная. Она стоит возле учительского стола и строго оглядывает класс:
— Все смотрят на меня! Ну? Все — на меня! Так. Достаем тетрадки по арифметике. Вова Соловей, к тебе это не относится?
Круглоголовый Вова с торчащими ушами, глупо ухмыляясь, перестает ковырять пальцем в носу и лезет в портфель.
Следующее замечание — то самое, которого ждал Ваня:
— Сережа Богданов, не тесни Ваню Васильева! Не толкай его! На парте хватит места для двоих.
Такие или почти такие слова раздаются на каждом уроке раз по десять. Но они не помогают. Сережа сидит на парте у окна, Ваня — ближе к проходу. С каждой минутой Сережа отъезжает все дальше от окна. Его локоть больно вдавливается в Ванин локоть. Сережин бок прижимается к Ваниному боку.
— Да не толкайся ты! — в отчаянии шепчет Ваня. Он уже сидит на самом кончике парты и вот-вот окажется на полу.
Сережа бросает на него азартные взгляды и немного отодвигается. Но стоит Ване успокоиться и расположиться поудобнее, как он под натиском Сережки опять сползает на край парты.
Мама уже просила Галину Ивановну посадить Ваню не с Сережей, а с кем-нибудь другим. Но Галина Ивановна сказала, что Ваня смирный, а Сережа очень озорной. Озорного нельзя сажать с озорным, они совсем не дадут друг другу покоя. Надо сажать озорного со смирным. Так что ничего не поделаешь. Она не пересаживает Сережу, но каждую минуту делает ему замечание, чтобы он не толкал Ваню. От этого Сережа толкается еще больше. Все время Ване приходится быть начеку, чтобы не свалиться на пол. Это мешает ему слушать.
А слушать надо хорошенько, потому что как раз называют его фамилию. Ваню вызывают к доске. Мама всегда говорит, что голос у Вани — как «звонок особого, пронзительного тембра». Куда девается у доски и тембр и самый голос, Ваня не знает. Но отвечает он шепотом.
— Что? — спрашивает учительница и прикладывает руку к уху. — Не слышу.
Ребята смеются. Стесненность обволакивает Ваню, как туман горы, и он с трудом бормочет слова. Отвечает он правильно, но так тихо, медленно и неуверенно, что больше тройки ему никак нельзя поставить.