Горы моря и гиганты
Шрифт:
Повсюду, в каждом из этих случаев утверждает себя тема «Человек и природа». Как из музыкальной темы, Дёблин извлекает из нее все новые вариации. Использует приемы обращения и зеркального отражения, помещает ее в самые неожиданные контексты. Не боясь никаких диссонансов, он прорабатывает эту тему совершенно бескомпромиссно, чтобы она определяла все, даже самые неприметные отроги повествовательного хребта «Гор морей и гигантов».
В результате тема «Человек и природа» — казалось бы, слишком обобщенная — теряет свою расплывчатость. Открывается множество ее частных аспектов, условий и следствий. А поскольку Дёблин рассматривает и сопоставляет факторы не только биологические, физические и химические, но также социальные, идеологические и политические, он разрушает у читателя фатальную уверенность в том, что речь идет о неизменной универсальной проблеме. Потому что показывает: как соотношение между
История чудес и ужасов
Неспокойная, внушающая беспокойство история… Дёблин растягивает ее на семь столетий — от настоящего времени в будущее. Его фантазия — опирающаяся на конкретные знания, но совершенно безудержная — прядет нити из пряжи, которая, по мнению автора, уже существует и представляет собой общественные, научные, технические феномены современной ему эпохи. Каждая из девяти книг, на которые делится роман, есть определенный этап чудесной и ужасной истории — истории о том, что люди способны сделать с собой и с окружающим миром.
Западные континенты (книга первая) в XXIII столетии упразднили все национальные и расовые границы, заменив их системой сверхмощных индустриальных центров — таких как Лондон, Брюссель, Берлин, Неойорк (Ныо-Йорк), — где власть осуществляют немногие правящие семейства технической элиты. Монополия этих семейств на знания, машины и оружие позволяет держать народные массы в узде, но горожане в некоторых местах все-таки поднимают бунты, протестуя против того, что их принуждают к бессмысленной бездеятельности. Ситуация еще более обостряется, когда ученые изобретают искусственные продукты питания и навязывают их населению. Теперь правящая элита, добившись пищевой монополии, получает неограниченную власть. Разрушители машин и другие сектанты, враждебные цивилизации, сопротивляются такого рода неживой жизни, но их выступления жестоко подавляются.
Уральская война (книга вторая) должна, по замыслу элиты, направить бурную энергию народных масс на вдохновляющую цель, лежащую за пределами Западного мира. Война начинается под лозунгом: «Теперь, в XXV столетии, мы должны подчинить себе весь Земной шар». Однако подвергшиеся нападению азиаты, для которых война — вовсе не игрушка, не эрзац-деятельность, а угроза самому их существованию, неожиданно отбрасывают агрессоров. Отбрасывают с помощью своего секретного оружия, но также благодаря неожиданному содействию растревоженной природы: потоки воды, гигантские лесные пожары, необозримые скопища животных устремляются на Запад. Огромные потери в живой силе и моральная дискредитация этой «главной войны столетия» приводят некоторых политиков к мысли: война лишь затушевывала тот факт, что развитие западных континентов двинулось — и продолжает двигаться — по неправильному пути.
Мардук (книга третья), консул градшафта Берлин, первым делает практические выводы. Он вступает в жестокую борьбу с Оборотнями (книга четвертая): группой ученых, отстраненных им от власти, которые хотят вернуть прежнюю систему синтетического питания. Это — идеологическая борьба, которая ведется на основе очевидного негативного опыта военных лет; к тому же теперь, впервые, — не фанатичными аутсайдерами, а государственными властными группами. На карту поставлено, с одной стороны, самодовольство крошечного верхнего слоя технократов, поборников прогресса, которые наслаждаются торжеством человеческого духа над варварской природой и без всякой полезной цели внедряют свои изобретения в жизнь. С другой — счастье многих людей, желающих продуктивно использовать свои духовные и физические силы, в соответствии с собственными потребностями и целями. Мардук, еще не знающий, как помочь пострадавшей природе, не отбросив при этом назад историческое развитие человечества, застревает на полпути: и в политическом смысле, и в персональном (он запутывается в своих саморазрушительных неосознанных любовных влечениях). В конце концов консул погибает в столкновении с войсками соседних градшафтов, для которых власть его представляет угрозу.
Бегство из городов (книга пятая) показывает, что половинчатый курс Мардука выражал тенденции, которые прослеживались повсюду. В то время как города и горожане — по внутренним причинам — все больше хирели и
Азарт первооткрывателей охватывает массы и гонит их — вооруженных новейшим техническим оборудованием, возглавляемых шведским ученым Кюлином — сперва в Исландию (книга шестая). Там они взрывают самые большие вулканы, а в качестве накопителей тепловой энергии используют гигантские турмалиновые полотнища. На этом этапе коллективная авантюра в самом деле дает людям то, что обещала. Пока участники экспедиции плавят горы, проникают во внутренние силовые поля каменного массива, сталкиваются с бессчетными световыми и тепловыми градациями огня в кратере вулкана, природа кажется им близкой, как никогда прежде. Но одновременно они чувствуют, что завладели энергиями, до понимания значимости которых вряд ли когда-либо дорастут. Число погибших за время экспедиции — около пяти тысяч.
Другие тысячи на кораблях или самолетах отправляются в экспедицию, цель которой — Размораживание Гренландии (книга седьмая). Этот второй этап тоже поначалу переживается с восторгом — на сей раз напоминающим эпидемию. Корабли с турмалиновыми полотнищами, пробивающиеся сквозь паковый лед, словно пробуждают буйные силы плодородия: эти фрахтеры обрастают целыми кущами водорослей; приманивают рыб, птиц, животных; излучают свет и ароматы, которые эротизируют всех людей в ближайшей округе, чуть ли не сводя их с ума. Чем ближе эскадра к цели, тем больше отдаляются ее технические руководители от своих коллег, оставшихся в городах и образующих там элиту. Риск, слишком долго отсутствовавший в их жизни, но тем более значимый теперь, физические нагрузки, неизбежная конфронтация с необузданными могучими стихиями — всё это приближает участников экспедиции (в плане мироощущения) к поселенцам, которых они прежде презирали. Однако восторг сменяется совсем другими чувствами по мере того, как процесс размораживания Гренландии набирает силу. С неба падают умирающие птицы. Загадочные ураганные ветры уничтожают большую часть эскадры. Результат экспедиции ужасен. Гигантские млекопитающие — птице-ящеры, странные животные наподобие драконов, — погибшие еще в доисторическую эпоху, под влиянием вулканической энергии возрождаются. И, не находя себе пищи, устремляются к обитаемым континентам. Так в конечном счете гренландская авантюра превращается в свою противоположность. Прыжок в будущее приводит к приземлению в первобытном мире. Под натиском цивилизации вновь пробуждаются к жизни давно вымершие доисторические существа.
Та же злая ирония судьбы просматривается в ответной мере, которую предпринимают правительства, — в создании Гигантов (книга восьмая). Чтобы справиться с чудищами, опустошающими на своем пути всё, ученые создают гигантских башенных людей и выстраивают их в оборонительную линию. Эти полезные, но лишенные духовности колоссы невольно становятся воплощением прогресса, принявшего форму регресса. Как, впрочем, и две другие реакции на гренландскую авантюру: с одной стороны, все города, вместе с их жителями, перемещаются под землю; то есть, при всем комфорте и роскоши новой жизни, люди оказываются узниками подземелья, возвращаются на уровень пещерных жителей. С другой стороны, высокомерие правящей элиты зашкаливает теперь за все мыслимые пределы.
Заигравшись в свою отчужденность от общества и природы, эти ученые применяют открытые ими энергии роста и преобразования к собственным телам. Они наращивают плоть, становясь гигантами; превращаются по желанию в огромных птиц, облака, деревья. Детская непосредственность, с какой они наслаждаются собственным всемогуществом, закрепляет их деградацию, скатывание к примитивным формам жизни. В конце концов эти представители правящего класса, который на протяжении многих веков успешно противостоял природе, гибнут в пустынном горном ландшафте Корнуолла.