Горячее лето
Шрифт:
— Да, да, — закивал крепкой, коротко остриженной головой Вербин:
— Кто ж вам мешает готовить кадры? — произнес Стрижов. Наверное, об этом хотел сказать и Ручинский, по его перебили. — Я недавно был на Сумском компрессорном заводе. Там каждый рабочий имеет по три-четыре специальности. Завод похож на экспериментальную лабораторию.
— Конечно, дело мастера красит, — сказал Федор. — А за профессионализм там платят?
Глаза Стрижова погрустнели, сделались усталыми, и как-то он скучно взглянул на могучую фигуру пария. Наступила пауза.
—
— Дело не в оплате, — уклонился от ответа Стрижов. И подумал: "А кто его знает, может, и платят".
— Плохо, что не платят! А надо платить! — по-своему рассудил Федор увертку главного инженера.
Стрижов покачал головой, мол, какая невоспитанность, перебивать старших. Среднего роста, широкоплечий, с рыжими, словно подпаленными усами, он был похож на рассерженного петуха. Он даже потянулся за трубкой, но курить не стал…
— Повторяю: дело, совсем не в оплате. Оплата окупится. Надо не болтать зря, а готовить квалифицированных рабочих. А в цехе чего-то ждут. Варяги не придут сюда кадры готовить! Товарищ Гладышева, — обратился он к девушке, которая сидела у двери, — вот вы сколько занятий провели в прошлом месяце?
— Ни одного, — тихо ответила девушка.
— А Тарас Олейник?
— Одно.
— Вот видите — одно, ни одного.
— Да, это наша вина, — отозвался Вербин. — Но не у всех так, как у Гладышевой и Олейника. Ручинский проводит и занятия, и свой опыт передает. Николай Тимофеевич, что вы молчите?
— Что ж говорить, Григорий Петрович, токари, в цехе сами по себе, поэтому просто не выгодно быть наставником и терять время на обучение в ущерб своему личному плану и заработку.
— Но вы же при вашей общественной, и партийной работе — готовите?
— Я не о себе. Но прямо скажу: мало мы уделяем внимания новичкам. Приходит новичок, получает разряд, станок, неплохой на первых порах заработок. На ходу к нему завернет мастер или технолог, спросит: "Как дела?" или "Нравится у нас?" — "Нравится", — ответит он. "Ну и порядок". Порядок то порядок, но если цех привык к новичку, то сам он чувствует себя как-то неуютно — и от того, что много еще остается ему непонятным, и от того, что неуверенность первого дня не исчезла. Например, все работают по личным планам, а Мише Шилу даже неизвестно, что это за планы такие. Считает, что чем больше деталей сделает, тем лучше. Соответственно своему разряду. Так и точит изо дня в день простейшие детали соответственно разряду. Спрашиваю: "После армии к нам?" Говорит: "После армии на завод не возвращусь".
— Сгущаете краски, Николай Тимофеевич, — прервал его Вербин. — Сгущаете.
— Конечно, и толковые, пытливые ребята приходят, — продолжал Ручинский. — Игорь Цмокаленко все с полуслова понимает. С ним и самому интересно: парень толковый, серьезный, к настоящему делу стремится. Нашел человек себя — есть смысл с ним работать. А осваивать несколько профессий не помешает. Только сначала виртуозом основной профессии надо стать.
Николай Тимофеевич сел.
Снова поднялся Федор, детина гвардейского роста.
— Наука серебро, а практика — золото. А как учить, если новичок только и думает, как сменить профессию или завод.
— Посмотри вокруг — все ученики Ручинского, а твои где? — спросил Вербин. — Ты уже семь лет работаешь.
— Не семь, а пять. Два в армии служил. И у меня были ученики. Вот первый, — указал он на секретаря комсомольской организации Олега Курбату.
— Первый и последний. У Олега еще прадед тут работал, когда здесь еще косы делали.
— Меня тоже не с музыкой на заводе встретили.
— А разве плохо, когда с музыкой встречают? — вдруг отозвался Алексей и посмотрел Федору в глаза. Но тот молчал. — Есть такой термин у социологов: "профессиональная адаптация", — процесс приспособления, привыкания новичка к условиям труда, моральному климату, взаимоотношению в коллективе. И это важно, особенно в первые месяцы. Человек, прибывший на завод, подмечает такое, что кадровому рабочему может показаться незначительным. Скажите, велика важность — не сразу дали станок, не провели по заводу, не выдали торжественно первую зарплату. А для него все важно. Сам он по заводу не пойдет, в комитет комсомола зайти постесняется, в музей дней не попадет — закрыт.
— Ну вот и водите новичков! — вспылил Федор. — У вас время есть, а мне план давать надо!
— Федор, не лезь в пузырь, — оборвал его Тарас. — Алексей Иванович прав. Трудно все постигать в одиночку. Может, поэтому многие задерживаются на низких разрядах. Мне-то повезло, я на третий разряд через три месяца сдал, отчим помог.
Олег встал, постучал карандашом по графину.
— Но мы, кажется, ушли от главного вопроса, — сказал он. — Расширенное бюро должно выработать социалистические обязательства и обращение к комсомольцам завода.
— Ничего, истина рождается в спорах, — улыбнулся Стрижов.
— У меня тут есть кое-какие наметки, — сказал Олег и развернул вдвое сложенный лист бумаги. — Год у нас новый, план увеличили, так что бюро предлагает увеличить производительность, труда на восемь процентов.
— Выполним! — бросил Тарас.
— Какой разговор! Сделаем, конечно!
— А что вы, ребята, скажете, если я предложу пятнадцать? — сказала Светлана и посмотрела в сторону Ручинского — вот какая, мол, я, ваша ученица.
— Не реально, — отозвался с места Ручинский. — Нам предстоит освоить новые детали для "Сибиряка".
— А чего не реально? — уставилась она своими ясными серыми глазами на учителя. — Новые резцы, о которых вы говорили, мы же получим. Да и станков новых наверно подбросят. А "Сибиряк"… И "Сибиряк" сделаем! Ну за цех я не знаю, а я все пятнадцать дам!
— Сопела бы в две дырочки!.. — возмущался кто-то.
Зашумели. Заспорили.
— Товарищи, тише! — начал призывать к порядку Олег. — Не все сразу!