Горячие деньги
Шрифт:
Жервез раздраженно сказал:
– Фердинанд рассказал мне о новом завещании Малкольма. Это нелепо – вставлять туда пункт о насильственной смерти. А вдруг его случайно пристрелит какой-нибудь грабитель? Получится, что мы все останемся без наследства?
– Вряд ли это будет случайный грабитель. Скорее уж наемный убийца.
Жервез зыркнул на меня.
– Ерунда!
– А кто убил Мойру? Кто трижды пытался убить Малкольма?
– Откуда я знаю?
– Я думаю, ты мог бы пораскинуть мозгами.
– Нет. Пусть этим занимается полиция. – Он отхлебнул виски. – Где он сейчас?
– У
– Я предлагал ему пожить у меня, – сердито сказал Жервез, – но я, наверное, для него недостаточно хорош.
– Отец захотел побыть вдали от семьи, – ровно сказал я.
– Но тебя он оставил при себе!
– Уже нет.
Это его немного успокоило.
– Вы снова поругались? – с надеждой спросил он. Мы все еще стояли в центре комнаты, как будто предложение выпить еще не означало, что мне предлагают присесть. На пестром сероватом ковре стояли глубокие кресла, обтянутые ярким ситцем в цветочек, окна были завешены тяжелыми красными портьерами. В отделанном кирпичом камине горел недавно зажженный огонь. Я бывал в этом доме так же редко, как и у Фердинанда, и наверх никогда не заходил.
– Нет, мы не ссорились. Ты помнишь, как старый Фред взрывал пень?
Жервез быстро переключился на другую тему:
– Фердинанд говорил, что ты спрашивал об этом. Конечно, помню.
– Фред не показывал тебе, как работать со взрывчаткой?
– Нет, не показывал, должен тебя разочаровать. Ты что, хочешь сказать, что это я взорвал дом? – Его раздражение, которое он старался держать в узде, поднялось на пару единиц.
Я постарался его успокоить:
– Нет. Я только хочу узнать, не показывал ли Фред тебе и другим, как он взрывал заряд.
– Я могу отвечать только за себя, – решительно сказал Жервез. – Мне не показывал.
Жервез располнел и, я думаю, располнеет еще больше. Костюм едва на нем сходился. Я никогда так не растолстею. Жервез самый высокий и крупный из детей Малкольма и, наверное, самый сильный. На вид это уверенный в себе, преуспевающий человек, но он сломался из-за отсутствия какого-то никчемного клочка бумаги, который совершенно никого не волновал, кроме него самого.
Наверное, у каждого из нас есть какой-то пунктик. Одним это помогает, другим портит жизнь. Характер отца, с его «мидасовской» одержимостью золотом, передался в какой-то мере всем его детям.
Жервез сказал:
– Малкольм даст нам что-нибудь до своей смерти?
Его голос звучал, как всегда, глубоко и уверенно, но я задумчиво смотрел на него поверх бокала и заметил легкий оттенок надежды в словах Жервеза, как будто он спрашивал не просто из интереса, а отчаянно нуждался в деньгах Малкольма. Сами собой всплыли в памяти заметки Нормана Веста: «…стал очень нервным и продает клиентам одну дешевку. Слишком осторожничает – это плохой признак для биржевого маклера…» У прочного благосостояния Жервеза неожиданно могут оказаться глиняные ноги…
Я ответил на поставленный вопрос буквально, не обращая внимания на скрытый подтекст:
– Я говорил с ним об этом. Он ответил, что подумает.
Жервез разозлился.
– Проклятый старый дурак! Он все играет с нами в эти чертовы игры! Назло нам выбрасывает
Я продолжал, делая вид, что не заметил его вспышки:
– Я поговорю с ним еще. Вивьен тоже пристала к нему с этим, но выбрала далеко не лучшие слова для убеждения и только настроила Малкольма против себя. Отец упрямец, как и любой из нас. Он уперся, и чем больше мы будем его уговаривать, тем тверже он будет стоять на своем.
– Это ведь ты подал ему мысль покупать лошадей! Сам он бы до такого не додумался. Два миллиона фунтов за какого-то паршивого жеребенка! Ты хоть представляешь, что такое два миллиона фунтов?! Два миллиона за какое-то четвероногое ничтожество! Он совсем сбрендил! Если бы он дал два миллиона кому-нибудь из нас, это обеспечило бы счастливца до конца дней, а старый дурак тратит их на этих чертовых лошадей. Ему мало было отдать полмиллиона на больных детей! Нет, он покупает еще эту чертову животину – Блу Кланси, и один Бог знает, во сколько миллионов она ему влетела! Во сколько? – Жервез воинственно уставился на меня, требуя ответа, его подбородок упрямо выдвинулся вперед.
– Он вполне может себе это позволить. Я думаю, он очень богат, – сказал я.
Лицо Жервеза побагровело от ярости.
– Ты думаешь! Откуда ты знаешь, что он не просадит все до последнего пенни?! Я найду способ покончить с этим. С этим давно пора покончить!
Жервез внезапно выхватил у меня полупустой бокал и заорал:
– Убирайся! Вон из моего дома! Я сыт тобой по горло!
Я не двинулся с места.
– От того, что ты меня выставишь, неприятностей у нас не убавится.
– Нет, черт тебя побери, твои неприятности только начинаются! – Жервез поставил оба бокала на поднос и повернулся, готовый вытолкать меня силой.
– Когда Малкольм был в Кембридже, Алисия не говорила тебе, где он?
– Что? – Он замер. – Не понимаю, о чем ты. Давай выметайся!
– Ты звонил в кембриджскую гостиницу, где остановился Малкольм?
Жервез меня даже не услышал. Он разразился гневной тирадой:
– У меня уже вот где твоя манерность и подозрительность! Ты думаешь, что я хуже тебя, ты всегда так думал, но должен тебе сказать, братец, что ты сильно ошибаешься! Ты всегда был у Малкольма на хорошем счету и всегда настраивал его против нас, а старый тупица тебе слепо доверял… Вон отсюда! – Жервез подступил ко мне, сжав кулаки.
Я не пошевелился.
– Тем не менее ты хочешь, чтобы я помог его уговорить.
Жервез открыл рот, но не проронил ни звука.
– Алисия убедила тебя, что я тебя презираю. Это неправда. А ты веришь ее лживым наговорам. Я никогда не настраивал отца против вас. Но если ты меня сейчас ударишь, я, может быть, подумаю над этим. Если ты хочешь, чтобы я остановил его, ты уберешь свои кулаки и вернешь мне мой стакан. Я допью виски и уйду.
Он долго сверлил меня взглядом, потом отвернулся. Я принял это за согласие и взял один из стаканов, не знаю – его или свой.