Горячка

Наумов Алексей

– Кто-кто?

– Наёмник, – пояснил я. – В кругах «лингвистов удачи» он известен как «Говорящая коробочка» или «Лёша-коньячок». Переговорит кого угодно!

– Даже Малахова?

– Да что Малахов, тьфу! Этот малахольный у него сам уроки берёт! Правда, Лёх?

– Точно, – кивнул Алексей. – Хорошист, но не более…

Он шумно глотнул из своей кружки и, сделав утомлённое знанием лицо, грустно продолжил:

– Он, конечно, талантлив. Да. Но, увы! – Лёша развёл руками, – тем, кто гонится за длинным рублём, нет место в Настоящей Науке… Да-с…Да-с…

Это двойное «да-с» окончательно покорило дам. Впрочем, это было совсем не трудно, они сами до чёртиков

жаждали приключений, и та, что была моложе, уже тёрлась своей лодыжкой о мою ногу. Ножки у неё были что надо.

Мы все перешли на мохито, потом добавили джин & тоника и замечательно опьянели.

– Предлагаю совершить марш-бросок в нашу лабораторию! – перекрикивая шум в собственной голове, предложил я. – Пора коню в стойло!

– Да-да, – с умным видом согласился Алексей, предупреждая дамский хохот. – Нужно немедленно провести тщательнейшие практические занятия! У нас как раз всё оборудование с собой!..

Я неприлично расхохотался и стал расплачиваться.

– Бойся официанта, счёт приносящего! – вопил спустя пять минут Алексей, и я понял, что действительно пора сваливать. Обнявшись вчетвером, мы чудом не скатились с крутой и длинной лестницы «Ванильного неба», и вывалились на ночную улицу.

– Туда! – показал я пальцем в сторону Большого театра. – Туда и выше! Возьмём крылолёт и помчимся в наше НИИ! Успех операции гарантирую!

Хохоча, мы влезли в остановившийся джип и вихрем помчались в сторону Гольяново. По пути я попросил притормозить у супермаркета и быстро купил литр джина, несколько бутылок тоника, кагор, десяток пива и никому не нужный торт. Все до невозможности обрадовались джину и стали пить его прямо в машине, изредка передавая бутылку и мне, на переднее сиденье. Шофёр, понимая, что чем быстрее он избавится от нас, тем больше у него шансов спасти обивку задних сидений, где слышался смех и весёлая возня, гнал изо всех сил. Вот уже пролетела под нами чёрная змея Яузы; Измайловский парк в редких огнях скользнул справа, – скользнул и остался позади; замелькали Парковые, и вот, вдали, за яркой лентой Щёлковского шоссе, замаячили до боли знакомые высотки.

– Во-о-он там остановите, пожалуйста, – сказал я.

– У остановки?

– Да. Спасибо. Счастливого пути, – я протянул деньги.

Пересчитав и убедившись, что салон уцелел, водитель расслабился и повеселел:

– И тебе, удачи… – сказал он и, кивнув в сторону Веры, которая половину пути пыталась обнять меня с заднего сиденья, выразительно подмигнул. Я взглядом заверил его, что не подведу…

– Все в сборе? – обернулся я к теснившейся, чтобы не упасть, троице.

– Да-а-а… – послышался нестройный ответ. Бутылка джина в руке Алексея была на две трети пуста.

– Тогда – в путь! Мы практически у цели!

Мы с песнями зашагали к дому.

Дальше началось нечто невообразимое. Я выставил все бутылки на кухонный стол, включил на полную громкость музыкальный центр, и мы стали пить и галдеть. Вера, решительно отвергнув Лёшины поползновения, настойчиво поглаживала под столом мою ширинку и чересчур громко смеялась.

Лёша, совершенно пьяный, неестественно прямо сидел на стуле и всё подливал и подливал в стакан «старушке», а потом внезапно сгрёб её в охапку и утащил в маленькую комнату, заперев за собой дверь. Спустя полминуты оттуда стали доноситься стоны, вздохи и шум двигаемой мебели. Понимая, что развязка близка, я смешал целый стакан джина с кагором, залпом выпил его, чем-то закусил, и, почувствовав, что мои брюки ловко расстегнуты и уже наполовину сняты сосредоточенно сопящей Верой, отбросил всякий стыд и с размаху погрузился в горячую мглу.

Глава 3

Вся суббота

прошла в каком-то диком оцепенении и тяжёлом бытовом разврате. С великим трудом, поздним вечером, я выпроводил всех из своей квартиры и с бутылкой пива в руках упал в кровать. Я был настолько взвинчен, что сон не шёл. Я валялся до трёх утра, пил до чёртиков надоевшее пиво и смотрел старые фильмы с Хемфри Богартом. Наконец, когда стало светать, я выпил стакан молока и крепко уснул, и проспал так до обеда. Проснулся я совершенно разбитый и парализованный. По опыту зная, что с таким состоянием нужно бороться активно, я встал, принял аспирин, душ, дрожащими руками побрился, сварил и съел два яйца всмятку, выпил кофе с молоком, и только после всей этой невыносимой пытки, налил себе в высокий чистый стакан холодного пива и с наслаждением его выпил. О-о-о, други мои, то был фурор!

Немного придя в себя, я стал убираться. Стараясь не вспоминать похабные, но всё же забавные подробности последних суток, я невольно время от времени хмыкал и улыбался. Бросив всё найденное бельё в стирку, и вынеся две сумки пустых бутылок, я наполнил себе ванну и лёжа в ней со вкусом выкурил трубку. Вода успокаивала меня. Я бы лежал так до самой ночи, но проклятая стиральная машинка неожиданно выплеснула в мою купель струю чёрной мыльной воды и я, громко ругаясь и обжигаясь, горячим пеплом из выпавшей трубки, выскочил из неё вон. Вытеревшись, я набил и разжёг новую трубку и загрустил.

«Кому я, собственно, вру, – думал я, разгуливая нагишом по квартире и рассматривая свои стёртые до красноты колени. – Я всё равно ведь не усижу сегодня дома. Так зачем себя мучить? Нет, довольно, мне нужен настоящий покой. А что для меня лучший покой? Правильно! Лучший покой для меня – это неспешная одинокая прогулка по вечерней Москве, желательно – в пределах Садового кольца! Да. Ре-ше-но.»

Небрежно одевшись, прихватив фляжку с коньяком и что-то из Ремарка, я вышел на улицу, сел в пустой троллейбус и поехал к метро. На Щёлковской я не удержался, забежал в здание автовокзала и резво опрокинул в буфете рюмку старки. Это подействовало замечательно. Я вышел и степенно спустился под землю. Убаюкивающе покачиваясь, вагон быстро вез меня в центр.

На Первомайской, в вагон вошла и села напротив симпатичная молодая девушка в лёгком летнем платье. Почувствовав на себе мой оценивающий взгляд, она одёрнула слишком короткую ткань и страшно покраснела. Но всё же она не сразу отвела свои тёмные, неуловимо раскосые глаза, а потом и вовсе доверчиво мне улыбнулась.

«Нет, нет, нет! – говорил я себе всю оставшуюся дорогу. – Сиди спокойно, читай книгу и не вздумай знакомиться. Остынь, успокойся, приди в себя! Ты выжат как лимон! Ты принесёшь ей неприятности! Она же совсем молода и чиста как подснежник! СИДИ И НЕ РЫПАЙСЯ!!!» И я сидел, рассеянно листал страницы и чувствовал на себе её осторожные взгляды.

На Арбатской она вышла, а я, после секундного порыва, поехал дальше. Мне вдруг страстно захотелось увидеть изогнутое зеркало Москва-реки и постоять над водой. Я вышел на Киевской, и пошёл к новому пешеходному мосту. Там, на открытой площадке, я, украдкой, чтобы не заметила милиция, курил трубку, потягивал из фляги коньяк и любовался открывавшимся мне видом. Я был совершенно счастлив.

Совсем поздно я вышел на Плющиху, потом на Арбат и окунулся в его затихающее веселье. Подзагулявшие компании спешили к метро, и только у театра Вахтангова было ещё шумно – толпа слушала уличных рассказчиков анекдотов, и время от времени взрывалась хохотом. Анекдоты были до безобразия неприличные и очень смешные. Рассказчики сменяли друг друга, и у каждого был свой особый, неподражаемый стиль. Им охотно бросали деньги, а тех, кто скупился, тут же безжалостно высмеивали.