Горящая колесница
Шрифт:
Двумя годами ранее, весной 1990 года, как раз в пору цветения сакуры, на школьной площадке видели молодую женщину. Можно предположить, что это была Кёко Синдзё. Нашёлся человек, который рассказал о встрече с ней.
— Неужели правда?
Всё ещё не отпуская ограду, за которую он держался, Тамоцу, слегка покачиваясь, спокойно кивнул:
— И сомневаться нечего. Это рассказала женщина, которая в школе ещё с той поры, когда мы там учились, она в канцелярии работает, ветеран из ветеранов. Ей за пятьдесят, но память прекрасная.
Парень рассказал, что
— Сказала, что хорошо запомнила это лицо, поскольку незнакомка была красавицей.
— А чем Кёко Синдзё объяснила своё посещение? Как вышло, что они встретились с сотрудницей школьной канцелярии?
— Была суббота, ровно в полдень она вошла во двор школы — и прямо сюда… — Тамоцу протянул свою крепкую руку, указывая в сторону вишнёвых деревьев. — Она медленно прогуливалась, как бы осматривая всё вокруг. Поскольку и местные жители, и даже приезжие нередко приходят сюда полюбоваться сакурой, сначала сотрудница школьной канцелярии не придала этому значения. Но уж больно долго незнакомка стояла на одном месте, не двигаясь. Для такой молодой женщины поведение было необычное, и сотрудница канцелярии решила с ней заговорить.
Молодая посетительница была одета аккуратно, но довольно строго.
— На ней был чёрный костюм и белая блузка. Помада тоже неяркая. Сотрудница канцелярии решила: женщина возвращается после отпевания или похорон. — Тамоцу обернулся, заглядывая Хомме в лицо, чтобы убедиться, что слова произвели впечатление.
— После отпевания или похорон?
— Вот именно.
Когда школьная служащая заговорила с гостьей, та пояснила, что зашла просто по дороге — уж очень хороша была сакура.
— Сотрудница похвасталась, что сакура на школьном дворе славится в городе, и незнакомка согласилась — мол, действительно очень красиво, — но при этом как-то так прищурилась…
Якобы вид у этой молодой женщины был какой-то подавленный. Поэтому школьная служащая решилась ей задать вопрос: может быть, она приехала к кому-то погостить? И незнакомка ответила!
— Она подтвердила, что приехала издалека. А ещё, Хомма-сан, послушайте: она сказала, что пришла вместо подруги!
Хомма вертел головой, разглядывая аллею вишнёвых деревьев — сплошь голые ветки. «Пришла вместо подруги…»
— Сотрудница школы спросила, жила ли подруга в этом городе, и гостья кивнула. А потом она призналась! Она сказала… — Тамоцу отдышался и продолжил: — Сказала, что подруга раньше училась в этой школе. Подруга, мол, вспоминала, как птичка, о которой она в школе заботилась, умерла и её похоронили в углу школьного двора. Только место уже забылось.
То самое место, о котором Сёко Сэкинэ, хранившая воспоминание о детском горю, проронила точно во сне: когда умру, хочу лежать здесь.
— Сотрудница канцелярии рассказала, что незнакомка ещё спросила, отведено ли в школе место, где хоронят умерших питомцев живого уголка. Услышав, что такого места нет, она улыбнулась: мол, ничего удивительного.
Вместо подруги пришла туда, где живут воспоминания
— Сотрудница призналась, что эта молодая посетительница показалась ей очень странной, и поэтому она вступила в разговор с девушкой и стала расспрашивать. Ну и спросила, почему подруга не пришла, где она теперь…
Девушка на некоторое время погрузилась в молчание, а потом коротко ответила: «Подруги уже нет в живых».
Стоя плечом к плечу с Тамоцу, глядя на бегающие по спортивному полю фигурки детей в красной форме, ощущая пробирающий до костей северный ветер, который разносил над школьным двором запах земли, Хомма думал о своём.
Кёко Синдзё приходила сюда. Приходила вместо Сёко Сэкинэ. Вместо неё она пришла на то место, про которое Сёко сказала: «Хочу здесь лежать, когда умру».
— Я постараюсь, — произнёс парень, сжимая прутья ограды, подтягиваясь и выпрямляясь во весь рост. — Уговорю директора и членов родительского комитета и как-нибудь всё же добьюсь разрешения копать на школьной площадке. Ведь в этом же есть смысл! Правда? Недаром Кёко Синдзё приходила сюда. Наверняка она приходила, чтобы похоронить здесь Сии-тян. Если поискать, мы найдём её, обязательно!
Трава, которой поросло спортивное поле, была сейчас сухой и пожухлой, под ногами чувствовалась твёрдая земля. Поставив серый от пыли носок ботинка на бетонное основание ограды, Хомма тоже, как и Тамоцу, подтянулся и выпрямил спину:
— Кёко Синдзё приходила сюда.
— Вот и я говорю!
— Но я думаю, что Сии-тян, конечно, здесь нет.
Морщась от северного ветра, парень с надеждой смотрел прямо на Хомму:
— Почему? Специально сюда приехала, и…
— Нельзя здесь хоронить. Нет, может быть, она и думала об этом. Но ведь это же школьная площадка. Ничего бы не вышло: слишком опасно. Кто знает, как и когда это может обнаружиться? То, что это невозможно, она совершенно ясно поняла, когда сюда пришла.
— Но всё же…
Хомма перебил Тамоцу и произнёс как можно спокойнее:
— Кёко Синдзё постаралась избавиться от останков Сии-тян наиболее безопасным способом. Это естественно. Если бы останки смогли опознать, для неё это стало бы катастрофой. Может быть, она выбросила их в море, может быть, закопала где-то высоко в горах. То, что обнаружились части тела, которые она бросила в Нирасаки, тоже наверняка не входило в её планы. Она-то думала, что останки уничтожат вместе с мусором.
Парень стоял не двигаясь. На школьной площадке прозвучал свисток, и ученики со всех ног бросились строиться.
— Она прятала останки тела там, где их меньше всего могли обнаружить. Кёко Синдзё потому сюда и пришла — искупить вину. Пришла вместо Сии-тян. Явилась взглянуть на то место, про которое Сёко говорила: «Хочу здесь лежать, когда умру». Так я думаю.
Похоже на то, как Сатору и Каттян, не сумев найти останки пса, нашли утешение в том, что похоронили его ошейник.
Весенним днём она стояла здесь под цветущими вишнями, и кружащиеся на ветру лепестки ложились ей на волосы.