Госпиталь. Per Aspera
Шрифт:
Стопка видеокассет растет до потолка, затем сжимается до компактной этажерки с DVD, которая в свою очередь взметается ввысь. Параллельно возникают все новые предметы интерьера, стол, шкаф, кресла, кровать. Мебель становится современнее, куда взрослее. Моя детская перестает быть детской. Все верно. Ведь я вырос…
И что, вот так вот просто? Если я сейчас зайду, то вернусь домой? В свой мир?
Мне очень сложно устоять перед соблазном, мне хочется только одного — переступить порог, захлопнуть дверь и опустить засовы. Напрочь выбросить из головы это проклятое, забытое Богом место, избавиться от многосерийного кошмара под названием Госпиталь. Просто забыть о нем раз и навсегда.
Уже заношу ногу над порогом, когда вспоминаю о Малом:
Стоп!
Я же не могу оставить его здесь одного! Он без меня пропадет! И, как только это случится, я просто перестану существовать.
Ах, дьявольское место…
А если он уже давно сбежал? Шмыгнул в дверь, пока она вела в его комнату. Так какого черта ты ждешь?! Он-то о тебе не подумал. Да и вообще, как можно оставить себя девятилетнего в своем же дурном сне?! Ха, это же чистый бред!
Нет… Это не сон. Не надо себя обманывать.
Буквально разрываюсь на части. Меня тянет внутрь, как канатом. Чтобы не поддаться чудовищному искушению, выбрасываю руки, упираюсь ладонями в притолоки.
Стой! Стой, черт бы тебя побрал!
Борьба неожиданно прекращается. К горлу подкатывает тошнота. Комната почти стерильно чиста. Телевизор, компьютер и другая аппаратура обесточены, не светятся даже лампы stand by. Кровать аккуратно застелена, ноутбук захлопнут и лежит на столе, на полках множество книг, какие-то сувениры, безделушки, фотографии. В комнате ни единой лишней детали, ни скомканной бумажки, ни грязной чашки из-под кофе, обертки от конфеты, пачки сигарет, куска целлофана, ничего, что указывало бы на то, что здесь обитают люди. Это не жилая комната, это экспозиция в музее…
Здесь никто не живет!
Может, потому что мы в больнице?
Хватаюсь за эту мысль, как жертва кораблекрушения за обломок мачты. Смотрю в окно, открывающийся из него вид изучен в деталях, но сейчас не видать ни зги, там, похоже, буран. Перевожу взгляд на подоконник, где всегда стояли комнатные растения в горшках. Теперь он чист, будто лунная поверхность. Кто-то забрал цветы, не хотел, чтобы они засохли, потому что их некому стало поливать. Мелочность? Я так не думаю, скорее, последнее, что можно было сделать после того, как все остальное было безвозвратно потеряно.
Здесь никто не живет… хозяев больше нет, а новые пока не появились.
Ноги подкашиваются, съезжаю по стене, опускаюсь на корточки, роняю голову на колени.
Мы оба умерли. И я, и она. Если войду — буду бродить призраком целую Вечность…
Рука сама захлопывает дверь. Закрываясь, та клацает, как капкан, сработавший вхолостую. Впрочем, возможно, мне так только кажется. В чем, собственно, ее вина? Разве телевизор как электроприбор виноват, что по нему крутят сплошную тошнотворную муру, что на экране ничего, кроме рекламы разнообразных экскрементов, которые вы просто-таки обязаны приобрести в рамках расцвета товарно-денежных отношений? И в чем состоит вина двери? В том, что отобразила реальное положение дел? В том, что я превысил скорость, а закатное Солнце ослепило глаза?
Это конец. Мне не вернуться домой. Мне никогда не увидеть ее лица…
Лежа ничком, скребу скрюченными пальцами по холодному камню. Давно подозревал, какие титры пойдут в финале. И вот, они на экране, а я раздавлен.
Боже, за что?!.
Он не отвечает, молчит. Может, ему просто надоело выслушивать мольбы, поступающие, когда не удается дозвониться в службу спасения?
Не знаю. Больше всего мне хочется умереть. Навсегда и по-настоящему. Чтобы пропал этот чертов Госпиталь, и я вместе с ним. Чтобы исчезло все.
— Ой, Шурик, что с тобой?!
Не сразу соображаю, кто кричит. Только когда доносятся быстрые шлепающие звуки, издаваемые обутыми на босу ногу тапочками. Малой…
Ты здесь из-за него…
Волна злости поднимается во мне, как ил со дна гнилого болота, сжимаю кулаки, стискиваю зубы.
Ну на кой мне это надо?! Если я так и так умер?! Если она умерла! Кто издевается надо мной и зачем? Зачем?!
Почти сразу приходит другая мысль, гасит готовую разразиться бурю.
Ты, гребаный эгоист! Подумай о нем, вытащи его отсюда, подари ему хотя бы те десять-пятнадцать лет, которые были у тебя. Ведь они были... может, это и твой последний шанс. Зачем иначе ты застрял в Госпитале?
Блин, я больше не хочу ничего делать, у меня и сил-то никаких не осталось…
Возможно, это твой единственный шанс.
Шанс на что? У меня и так уже все забрали…
— Саша?! Почему ты тут лежишь? Тебе плохо?! — Малой уже рядом, наклоняется ко мне. Он, естественно, напуган. От меня — одни неприятности.
— Все в порядке. — Мобилизовав остатки сил, принимаю сидячее положение. Отворачиваюсь, чтобы не дать разглядеть своего лица. — Поскользнулся, понимаешь… и, как грохнулся…
— Ничего не ушиб?
— Нет, вроде бы. Кроме, разве что, головы, Саня. Скажу тебе по секрету, она у меня — самое слабое место.
Пытаюсь улыбнуться. Он тоже. Встаю, кряхтя, как старик. Мы меняемся местами, теперь смотрю на Малого сверху вниз. Надо бы накрутить ему уши, чтобы больше не откалывал подобных фокусов. Тоже мне, путешественник. Он чувствует мой настрой и упреждает меня.
— Прости, Шурик, — говорит он, твердо глядя мне в глаза. — Извини, что убежал. Просто… мне вдруг захотелось побыть одному. Я немного побродил…
— Больше так не делай. Не стоит.
Он кивает.
— Не буду. Ни за что.
— Нашел, где бродить…
— Прости, Шурик… — он осекается и, повернув голову, с изумлением таращится на дверь. Похоже, только что заметил, что она, как бы это выразиться, не совсем обычная. Мгновение, и удивление сменяется страхом, лицо вытягивается, принимает такое выражение, будто он как раз хотел пожаловаться мне на кого-то, и только случайно заметил, что этот кто-то стоит рядом. Стоит и слушает каждое слово.