Господь хранит любящих
Шрифт:
— Соедините меня, пожалуйста, с госпожой Петрой Венд.
— Адрес?
— Не знаю. Но Петра — не слишком распространенное имя, не правда ли?
— Положите, пожалуйста, трубку, господин Голланд. Я вам перезвоню.
Прошла минута.
Если Сибилла сидит у окна, думал я, то в комнате потушен свет. Она любила сидеть в темноте. Мы часто сидели так вместе и смотрели в ночь за окном.
Зазвонил телефон.
— Алло!
— Это Петра Венд. — Голос звучал сухо и холодно.
Я назвался. После
— Вы в Вене?
— А вы меня не ждали?
— Я? С какой стати?
Она по-прежнему раздражала меня.
— Я хотел бы с вами поговорить. Может быть, поужинаем вместе?
— С удовольствием.
— Можно за вами заехать, скажем, через час?
— Буду рада. — Она назвала свой адрес. — Вы слышали что-нибудь о Сибилле?
— Ничего. Откуда?
— Я просто спросила. Итак, через час, господин Голланд.
Разговор был окончен.
Я заказал виски со льдом и отправился в ванную — побриться.
Потом я переоделся. Снегопад на улице все усиливался. В номере было тепло. Я немного посидел за стаканчиком виски — и совершенно успокоился.
Петра Венд жила на Гринцингералле. Таксист, который вез меня к ее дому, беспрестанно сыпал проклятиями, потому что из-за снега не было видимости. Дворники на машине не справлялись со своей работой. Это напомнило мне о поездке в Баварию. У таксиста Алисы Тотенкопф были те же трудности. Эта зима выдалась очень снежной.
Дом, в котором жила Петра, стоял в большом саду. Когда я подъехал, было восемь. Из окон виллы на снег падал желтый свет. Мужчина, женщина и маленькая девочка бросались снежками. Должно быть, они здесь жили. Женщина и ребенок гонялись по саду за мужчиной, задыхаясь от бега и от смеха. Он свалился, они попадали на него и начали натирать его лицо снегом. Все были довольны и счастливы. Потом отец погнался за женой и дочерью. Мать, не замечая меня, бежала мне наперерез.
— Ой, извините!
— Ничего, — улыбнулся я.
Но она, отступив, не ответила на улыбку, а девочка прижалась к отцу. Он обнял ее за плечи и приветливо поздоровался со мной.
Я прошел к дому. У входа я оглянулся и еще раз посмотрел на счастливое семейство, которое возобновило свою игру. Это были совершенно незнакомые люди, но я знал, что Сибилле они понравились бы.
Я подумал: как только прилетим в Рио, сразу поженимся. Хочу, чтобы у меня были жена и дом. Хочу, в конце концов, снова жить в мире.
34
Когда сегодня я пытаюсь найти объяснение всему, что произошло, мне следует упомянуть, что Петра очень много пила. После ужина она казалась сильно подвыпившей. Но она была не столько пьяна, сколько притворялась пьяной. Теперь я в этом уверен. Петра точно знала, чего хочет добиться. Только я понял это тогда, когда было уже слишком поздно.
Мы ужинали в ресторане на
73
Закуска (фр.)
На Петре было черное платье для коктейля, в обтяжку, с открытыми плечами. На груди перекрещивались два узких полотнища, в остальном платье было облегающим. Она густо накрасила ресницы, на губах была ярко-красная помада, волосы гладко зачесаны назад. Она выглядела волнующе усталой под этим безжалостным светом. Мне было безразлично, как она выглядела. Перед hors-d'oeuvre мы выпили по два мартини. За ужином — бутылку бургундского, а с кофе по два коньяка. С этого никто не смог бы захмелеть. Но Петра захмелела.
За вырезкой под соусом мы заключили перемирие. Она сказала:
— Я понятия не имела, что полиция передаст мои предположения прессе.
Подошел официант. Взяв бутылку с бургундским, предложил:
— Позвольте?
— Да, пожалуйста! — Она подождала, пока он отойдет, и продолжила:
— Это мое мнение, что Сибилла жива. Могу я иметь собственное мнение?!
— Но, кроме того, вы также полагаете, что я помогу Сибилле бежать, потому что я ее преданный друг.
— Я была бы разочарована, если бы вы этого не сделали, господин Голланд! — Она отхлебнула. — Я… я не хотела вас обидеть, когда говорила о преданности. Напротив. Ваша любовь к Сибилле — это нечто трогательное, нечто удивительное…
— Я больше не люблю Сибиллу.
— Чепуха.
— Не чепуха!
— Не смотрите на меня волком, господин Голланд!
— Я больше не люблю Сибиллу! — сказал я. — После всего, что вы мне рассказали, я могу поверить, что это она совершила убийство. Это чудовищно, но не невозможно. Я не хочу, чтобы полиция схватила Сибиллу, я надеюсь, что она ускользнет. Но я никогда не стал бы помогать убийце!
— Вы меня разочаровали.
— Не понял…
— Я думала, вы любите Сибиллу.
— Не настолько. Я не могу любить убийцу.
Я думал: я должен это повторять и повторять, просто и тупо. Тогда в конце концов она и меня примет за тупого человека. Мне было абсолютно безразлично, за кого она будет меня принимать.
— Значит, вы ее не по-настоящему любите.
— Может быть и так.
— Мой муж обязательно помог бы мне, если бы я совершила убийство.