Господь хранит любящих
Шрифт:
— Хочешь еще пирожного, Томми?
— Нет, спасибо. В меня уже больше не влезет. Кроме того, вы на меня уже истратили столько денег! — Он повернулся к матери. — Дядя Пауль купил мне сегодня утром шоколадку. Но я не выпрашивал, мама!
— Этого и не следует делать, — строго ответила Петра.
Мы вместе отвезли ребенка в интернат. Это был мирный вечер, на короткое время я стал отцом семейства. В Вене я сначала довез Петру до дома. Она поблагодарила меня:
— Вы так милы, Пауль, правда… Я так тронута.
— Ерунда!
—
— У вас такой славный малыш.
— Да, знаю. Я очень привязана к Томми. Раньше я его часто ненавидела. Я думала, что с ребенком никогда снова не выйду замуж.
— А теперь думаете по-другому?
— Теперь мне все равно.
Потом я вернул машину и поехал в отель. Портье передал мне письмо. Оно пришло из Франкфурта.
Мои руки дрожали, когда я разорвал конверт и пробежал глазами послание. Руководство было согласно с моим назначением в Рио. Они забронировали мне место на рейс компании «Панайр ду Бразил». Самолет вылетал двадцать восьмого марта в девятнадцать тридцать из аэропорта Берлин-Темпельхоф. Это был тот же самый рейс, которым я летел в прошлый раз.
Меня охватила радость. Двадцать восьмого марта! Через неделю! Через неделю все будет позади!
— Вас кто-то ожидает в холле, господин Голланд, — сообщил портье.
Это была госпожа Фуксбергер. Маленькой серой мышкой она сидела в самом дальнем углу помещения, подобрав ноги под кресло, как будто хотела их спрятать. Казалось, ей все хотелось спрятать: и руки, и лицо… Она смотрела на стену. Она никого не видела и думала, что сама таким образом стала незаметной. На ней было старенькое коричневое пальто из бархата, руки засунуты в потрепанную муфту. Когда я подошел ближе, она улыбнулась мне своим беззубым ртом:
— Я уже два часа жду вас, господин Голланд.
— Что-то случилось?
— Нет, нет, ничего! — Она зашептала. — Наоборот! Франц управился раньше. Вы же сказали, что это срочно, вот я и подумала, что надо вам сразу передать.
Все шло прекрасно. Все гладко.
«Если Ты и впрямь существуешь, Господи, — думал я, — благодарю Тебя! Ты действительно хранишь нас».
— Выйдем на улицу?
Она проворно поднялась, словно обрадовалась, что можно отсюда уйти. Во дворе какого-то дома на тихой боковой улочке она отдала мне паспорт. Это была великолепная подделка, с безупречной печатью полицейского управления Вены. Теперь у Сибиллы было другое имя и другие дата и место рождения. И еще в паспорте была масса всяких пометок о въезде и выезде. Он был чуть-чуть заляпан, чуть-чуть захватан, на уголках слегка потрепан — в общем, все как полагается. И он был действителен до 1959 года.
— А где въездная виза в Бразилию?
— На следующей странице, господин Голланд. — Госпожа Фуксбергер светилась. — Франц, он так гордится своей работой. Я тоже считаю, что здесь он превзошел сам себя!
На следующей странице стоял квадратный штемпель. Я прочел: «Consulado do Brasil em Vienne. Visto No. 115, Bom para e embarcar para
— Красиво, да? Это все Франц.
— Превосходно, госпожа Фуксбергер.
У въезда во двор было темновато. Нас освещал только фонарь с улицы. Я дал пожилой женщине деньги для Франца.
— А это вам.
— Вы с ума сошли! — Она оттолкнула мою руку. — Для Франца — да, а себе я ничего не возьму!
— Госпожа Фуксбергер!
— Ни за что! Вы — друг господина Калмара. Для него я все сделаю — но не за деньги! Господин Калмар хороший человек.
Она подошла совсем близко:
— Ну-ка, наклонитесь!
Я низко наклонился, и она коснулась моего лба своим сухим холодным пальцем:
— Храни вас Господи!
— Спасибо, госпожа Фуксбергер!
Мать часто крестила мне лоб, когда я был маленьким. Уже пятнадцать лет, как моя мать умерла, и с тех пор никто не благословлял меня. Я простился с доброй женщиной и зашагал по снегу на главпочтамт. Было начало одиннадцатого, и улицы были пустынны. Время от времени мимо почти бесшумно проносились машины. Я был счастлив этим вечером, думаю, это был счастливейший вечер в моей жизни.
Меня сразу соединили.
— Любимая, все в порядке. Выезжаю ближайшим поездом и утром буду у тебя.
— Все в порядке… — Сибилле отказал голос.
— Во Франкфурте дали согласие и картинка у меня. Через неделю мы уезжаем.
Ответа не последовало.
— Сибилла! Что с тобой?!
— Мне… мне трудно говорить. Я уже думала, что что-то случилось.
— Все как надо, родная. Я люблю тебя.
— Знаешь, что я сейчас сделаю? Закажу тройное виски и выпью одним духом.
— Я сделаю то же самое.
— Наверное, я все-таки старею. Мне что-то совсем плохо.
— Быстро заказывай виски, любимая! — Я счастливо рассмеялся. — И будь мне верна, и не обманывай меня, и жди! Через несколько часов я буду с тобой… Можешь уже готовиться к встрече. Мы целый день не будем вылезать из постели!
— Я жду тебя, Пауль. Ты в моем сердце. И в мыслях, и вообще…
— Будь здорова! До завтра!
— До завтра, Пауль!
Я улыбался, когда клал трубку. Улыбался, когда выходил из кабинки.
Потом я перестал улыбаться. У кабины стояла Петра Венд. В леопардовой шубе.
5
Она была похожа на клоуна: смертельно белое лицо, густо намазанные губы, синие тени вокруг глаз. На живого человека она походила мало.
В ее голосе звучал металл:
— С этого момента вы делаете только то, что я скажу, Пауль. Вам понятно?
Я не ответил. В зале было еще несколько человек, но на нас никто не обращал внимания. Служащий кричал из окошечка: