Господа гусары, молчать!
Шрифт:
Кстати, Стасу долго не давало покоя, зачем все-таки Инне понадобилось, чтобы он переспал с ее дочерью. Логики ноль. Ее объяснение – бред. Примерно представляя, какие тараканы кишат в голове Инны, он мог предположить только одно.
Рядом подрастает молоденькая девушка. Еще неуклюжий подросток, но обещает стать очень хорошенькой. Чистая, невинная. Напоминание о собственном возрасте Инны и о той грязи, в которой она живет. Сделать дочь старше и страшнее невозможно, а вот опустить на свой уровень, подложив под платного мужика – почему нет? Материнские инстинкты, любовь к ребенку? Нет, не слышали. Вот это объяснение как раз выглядело логичным, и его отвращение к Инне только
Время теперь то неслось, то тянулось. Часы с Аленой – как минуты. Дни без нее – как недели. Стас открывал в ней все новое и новое, и все нравилось, ничего не раздражало. Так не бывает, думал он. Нет, так бывает, но означает только одно: скоро все кончится. Не может идеальное длится долго. А идеальным – для него! – в ней было все.
Быть рядом с ней. Разговаривать – о чем угодно. Молчать. Смотреть на нее. Прикасаться. И секс – разумеется. С него все началось, на нем все и строилось. Наверно, это было неправильно, но какая разница? Он с ума сходил по ней, постоянно, а уж в постели – не то слово. И поверить было трудно, что совсем недавно она не умела ничего.
Посмотришь – такая скромница в очках. Стесняется сказать, что месячные начались. Волосы в хвост, длинные прямые юбки, классические блузки. А под ними – чулки и белье, как у элитной шлюхи. Разденешь ее – и творит такое! Та же самая элитная шлюха обзавидуется. Раскованная, абсолютно откровенная, отдает себя без остатка, но и забирает столько же. Гармония полная.
Впрочем, воспринимали они друг друга по-разному. Алену сильнее всего заводили слова. И нежные, ласковые, и анатомические термины, и жуткие грязные непристойности. Без разницы. Еще она любила снять линзы и остаться в тумане – как в самый первый раз. А Стас умирал от ее запаха и вкуса. После того как она ночевала у него, всегда спал на ее подушке. Он, наверно, даже украл бы ее грязные трусы и носил в кармане, как пошлый фетишист, но было слишком стыдно.
На майские праздники Стас выпросил четыре выходных, и они поехали в Европу. Дня два в Париже и два в Амстердаме. Как же это было здорово. Только вдвоем, и ничего напоминающего о том, что их разделяло. Гулять по улицам, смотреть по сторонам, сидеть в маленьких кафешках, пить кофе и вино. Вечером ложиться в постель…
Стас терпеть не мог выражение «заниматься любовью», оно казалось слащавым и жеманным. Но то, что было между ними, уже не вписывалось в рамки «только секс». Давно не вписывалось. Дико, необузданно, бесстыдно – да. Но столько рвущей в клочья нежности, желания обрадовать, согреть, защитить от всего света…
Алене в Амстердаме вздумалось покурить травку. Стас раньше пробовал – не зашло. Но хотя бы знал, чего от себя ждать. На кого-то действует как сыворотка правды. На всех по-разному. Но и тут сработало одинаково – еще большим желанием и безумным сексом. Хотя, казалось бы, куда уж больше и безумнее.
Возвращаясь домой, он подцепил где-то злющий европейский вирус. Неделю пластом с температурой под сорок. Алена сразу после занятий неслась к нему, ходила в аптеку, варила куриный бульон, растирала согревающей мазью, поила чаем с малиной. Заставляла принимать лекарства, терпеливо слушала его жалобы, сидела рядом и держала за руку. И даже спала рядом, хотя Стас сердился и пытался прогнать ее на диван.
– Дурища, тоже заболеешь, - хрипел он, но Алена только смеялась.
И, разумеется, заболела, как только он начал поправляться. Да еще похлеще, со всеми желудочно-кишечными радостями. Это Алену страшно смущало, и она пыталась его выставить. Но теперь уже уперся Стас. Точно так же поил ее бульоном, заставлял принимать лекарства и растирал ноги водкой.
Он даже в любви признался, когда Алена вышла, пошатываясь, из туалета. Вся зеленая, наобнимавшись от души с фаянсовым другом. Подхватил на руки, отнес в постель, укрыл одеялом, поцеловал в лоб. И сказал.
– У нас все не как у людей, - слабо улыбнулась она…
Когда уже стало ясно, что Муму осталось жить всего несколько месяцев, что ничего не поможет, Стас каждое утро просыпался с мыслью: пожалуйста, только не сегодня. Еще хотя бы один день. И сейчас он испытывал то же самое. Звериное чутье подсказывало: времени осталось мало, надо брать от каждого дня все, что можно.
Это было похоже на мост над пропастью. Длинный мост, конец которого терялся в тумане, обрываясь там. И каждый шаг мог стать последним…
21.
Сначала Инне показалось, что она ослышалась. Потом – что Стас пошутил. Такая вот в их обычном стиле шутка. Сейчас скажет, что после клуба точно нет, а днем заедет.
В ухо давно били морзянкой короткие гудки, а она все никак не могла поверить в то, что услышала.
Когда она звонила ему перед этим, в прошлый раз, слишком много выпила. Такая тоска разобрала, что уже все равно было. День, ночь – хотя бы просто голос его услышать. А когда услышала, совершенно перестала соображать. То, что Алена дома, в своей комнате, вообще из головы вылетело. Сначала Стас отшил, а утром оказалось, что и Алене все через стену было слышно. Что они наговорили тогда утром друг другу? Потом сама вспомнить не могла. Кажется, ее понесло на какие-то мутные откровения, а Алена психанула, убежала.
Ой, не до Алены сейчас.
Что за чувства Инна испытывала к Стасу? Если одним словом, то болезнь. Она была больна им, и ненавидела эту болезнь. Пять лет, с такого самого вечера, когда увидела на сцене стрип-клуба. Он тогда был совсем мальчишкой, а ей в тот вечер исполнилось тридцать три.
Инна вспомнила, как сидела в зале за столиком и думала о своей бестолковой жизни. И о мужчинах в своей жизни. Начиная с Володьки, в которого была влюблена в восьмом классе. Он учился в десятом – красавец, хулиган, мечта всех девчонок школы. Новогодняя дискотека, подвал под спортзалом, пыльные маты, вино, травка. Она готова была пойти с ним куда угодно, но ему интереснее было делать это при всех. Четверо парней, три девчонки – все со всеми. Им в привычку, только она одна девственница. Боль, кровь…
Четыре года одна лишь мысль о сексе вызывала отвращение до рвоты. А потом маятник качнулся в обратную сторону. Она была студенткой Валерия в институте. Ей девятнадцать, ему сорок один. Женщин у него после развода было много, и обращаться с ними он умел. Но даже его стала пугать ненасытность Инны, когда она распробовала, в чем прелесть секса. И все-таки, когда забеременела, поженились.
Алена Инну раздражала с самого рождения: хилая, вечно болеющая, некрасивая. Никаких материнских чувств к ребенку она не испытывала, терпела, да и то с трудом. Причем не скрывая этого, из-за чего с Валерием постоянно были скандалы. Очень скоро муж к ней охладел, пришлось искать замену. По версии Инны, Валерий бросил ее ради молодой девки. Но правду знали только трое: они и сосед Виктор, с которым – точнее, под которым – муж ее застукал. Впрочем, девка-то как раз имелась, другое дело, что уходить к ней Валерий не собирался. Пока не получилась такая вот веселая история.