Господа юмористы. Рассказы о лучших сатириках страны, байки и записки на полях
Шрифт:
По этому поводу есть одна история. Мама одного из авторов Райкина смотрела по телевизору выступление Аркадия Исааковича и сказала сыну:
– Посмотри, какой Аркаша остроумный. Ну, почему ты так не можешь?
В это время Райкин как раз исполнял монолог, написанный её сыном.
Райкин никогда не объявлял автора, но у него на спектаклях всегда были программки, где авторы были написаны.
Е. Петросян в передачах всегда пишет фамилии авторов исполняемого номера.
Про остальных говорить не буду – забывают.
И вот автор сидит перед телевизором, смотрит, какой успех имеет
От того многие авторы стали сами исполнять свои произведения. От желания самим прославиться. И некоторые достигли на этом поприще немалых успехов, Жванецкий и Задорнов стали настоящими звёздами эстрады.
Конечно, Карцев и Ильченко как актёры были куда лучше Жванецкого, но то, что Жванецкий исполняет своё, им придуманное, добавляло ему успеха. А кроме того, мощная энергетика таких исполнителей, как Жванецкий и Задорнов, позволяла им иметь больший успех и собирать большие аудитории. Конечно, Хазанов всё равно как исполнитель лучше Задорнова, да и собирал публику не хуже, но это уже особый случай.
Далее об отношениях автора и актёра.
Авторы, не получая своей славы, требовали от актёров помощи, а именно требовали от актёров доставания дефицита, хождения по начальству.
Там, где устанавливались дружеские отношения, происходил взаимовыгодный обмен. Но всё равно тот же Хайт давил на Хазанова морально, требуя заботы о себе.
В общем, всё это не способствовало взаимной любви.
Как правило, артист начинающий, как мог, ублажал автора, потому что артистов было много, а талантливых авторов – мало. Но впоследствии, войдя во славу, артист освобождался от зависимости, мог и обращался к другим авторам. Иногда разрыв проходил мирно, а порой и не было разрыва, а люди продолжали работать друг с другом. Но бывало, и так друг другу надоедали, что рвали всякие связи.
Ещё один момент: артист, если становился знаменитым, порой терял свою крышу, переставал воспринимать критику, хотел слушать только дифирамбы.
Бывало, став звездой, артист переставал узнавать своих, начинал звездить. Как правило, практически все. Вопрос был в другом: вернётся ли артист в нормальное состояние или так и останется звездить, теряя друзей и авторов?
Где-то к концу 70-х у Хазанова начался такой период. Слава его была огромна. Он выступал на всех «Огоньках», во всех правительственных концертах, все его хвалили, обожали. Ну, крыша и поехала.
Он тогда не очень-то церемонился и со мной, и с Хайтом, и возник заговор авторов против Хазанова.
Инициатором заговора явился Эдуард Успенский по прозвищу Эдюля. Где-то мы все встретились, стали друг другу жаловаться на «звезду», а Эдик предложил объявить Хазанову бойкот.
Он-то, Эдик, и не писал ничего Хазанову, он уже был известным детским писателем, но поучаствовал просто из любви к противостоянию. Он вообще всё время с кем-нибудь враждовал. Больше всего с Михалковым С.В. и Анатолием Алексиным. Они тогда занимали главенствующее положение в детской литературе, и Эдик в борьбе с ними отвоёвывал своё место под солнцем. Он писал письма во все инстанции, выступал открыто против них и добился своего, стал одним из самых известных детских писателей.
Я помню, как ему попытались не дать квартиру в писательском кооперативе. Он написал письма первому секретарю Московского горкома. Причём так написал, что те получались личными врагами Гришина. Короче, не только квартиру дали, но и личный кабинет.
Вот Эдик нас и сплотил. Мы перестали писать Хазанову. Ни Хайт, ни я не стали давать ему номера. А ему предложили выступать в правительственном концерте. Он обратился к Варлену Стронгину. Тот ему, конечно же, написал, но так, что исполнять это было невозможно.
Хазанов сделал правильные выводы, помирился и с Хайтом, и со мной, Эдику больше никогда не звонил. Я понимаю, что обида от этого заговора у него осталась. Но он после этого случая вернулся в нормальное состояние.
Хайта, наверное, тяготила эстрадная работа, он пытался перейти на большие формы. Написал пьесу для театра Образцова, она несколько лет шла в этом театре. В 1977 году уехал в Израиль его друг и соавтор Феликс Камов (Кандель).
Хайт и Курляндский продолжали делать «Ну, погоди!» вдвоём.
До отъезда Феликса Хайт написал с Камовым мультфильм про кота Леопольда. Камов там был тайно. У Камова, как отказника, не было работы, и Хайт продавал мультфильм под своей фамилией. Впоследствии он стал за этот фильм лауреатом Госпремии. А ещё позже получил Госпремию и фильм «Ну, погоди!», но Хайт её не получил, потому что одна премия у него уже была.
Друг Хайта Григорий Горин вовсю писал пьесы и сценарии фильмов Марка Захарова. Хайт тоже стремился писать для кино. Они с Гориным написали сценарий полнометражного фильма про Шерлока Холмса, где главную роль сыграла их подруга Людмила Максакова.
А в 1990 году Георгий Данелия пригласил Хайта писать сценарий фильма «Паспорт».
Думаю, что его порекомендовал Георгию Николаевичу Горин, жена которого работала редактором у Данелии. Писали втроём: режиссёр Данелия, Резо Габриадзе и Аркадий Хайт. Я думаю, Данелия позвал Хайта как знатока еврейского юмора и языка. Хайт не говорил по-еврейски, но многое понимал.
Фильм вышел уже в 1992 году и получил премию «Ника» за лучший сценарий.
К 1991 году Хайт был обеспеченным человеком. Он получал большие авторские за программы Петросяну, Винокуру и Хазанову. Получал авторские за детские пьесы, за книги и сценарии. Человек он был бережливый и к концу советской власти создал себе подушку экономической безопасности.
Но тут начались смена денег, жуткая девальвация, и все сбережения Хайта накрылись медным тазом. Для Хайта это был очень чувствительный удар. Он думал, что обеспечил себе безбедную старость, но оказалось, что всё надо начинать сначала.
Они с Хазановым поехали выступать в Америку. Хайт понял, что нужно американским евреям, написал себе целую программу по темам эмиграции и в следующий раз поехал уже один и имел там большой успех.
Съездив в Германию, Хайт понял, что там нет газеты для казахстанских немцев на русском языке. Он предложил мне выпустить такую газету. Он уже примеривался к эмиграции. Он же придумал и название газеты – «Треффунг», «Встреча».