Господа юмористы. Рассказы о лучших сатириках страны, байки и записки на полях
Шрифт:
Это было на юбилее Вахтанговского театра. Они с Карцевым играли «Авас». Лицо у Карцева было таким, естественно, тупым, и он был так серьёзен при повальном смехе аудитории, что Райкин не выдержал и «раскололся». Публика в зале сразу почувствовала этот выход из образа, но Райкин тут же справился с собой, и всё прошло нормально. Смех восстановился, реакция была оглушительной. Зрители, а это были артисты и приглашённые, просто плакали.
Я познакомился с Райкиным в середине 70-х. У меня был рассказ «Хорошее настроение». Он был по тем временам совершенно
Я принёс этот рассказ в «Литгазету» в 1972 году, а напечатали его только в 1983-м.
Райкину этот рассказ показала редактор моей первой книжки, Эдда Мазо. Райкину рассказ понравился. Он сам мне позвонил. Я сначала подумал, что это меня разыгрывает Хазанов, который очень похоже копировал Райкина.
У нас потом был подобный случай, Райкин позвонил Хайту. Хайт решил, что это Хазанов, сказал:
– Ген, у меня гости, – и положил трубку.
Райкин перезвонил и своим незабываемым голосом сказал:
– Это действительно Аркадий Райкин.
Тут уже Хайт пришёл в замешательство и стал извиняться. Но я-то понял, что это не Хазанов.
Райкин сказал, что ему очень понравился мой рассказ и он хочет его исполнять. Я ответил, что рассказ непроходной и никто не разрешит его к исполнению.
Райкин сказал:
– Если очень верить в успех, то всё получится.
Но как я и предполагал, ничего не получилось. Райкину не удалось его залитовать, то есть получить разрешение на исполнение. Зато я познакомился с Аркадием Исааковичем и на гастролях в Ленинграде побывал у него дома.
Я, конечно, очень нервничал, робел, но мы очень хорошо побеседовали. Райкин расспрашивал меня об авторах, я ему рассказывал, прочитал ему какую-то пародию. Он сказал, что пародий не исполняет. Я ему возразил, напомнил, что где-то в 40-х или начале 50-х он исполнял пародию на вестерн и делал пародию на Чарли Чаплина. Он был удивлён моей осведомлённостью. А я знал его репертуар, потому что обожал Райкина.
Потом мы встретились в Москве. Я был у него в гостях, возле площади Маяковского. Он предложил мне доделать миниатюру, которую когда-то писали Настроевы. Добавил, что тех авторов давно уже при нём нет и я могу спокойно продолжать работу.
Но я отказался, мне не хотелось переделывать чужую миниатюру. Кроме того, я просто боялся писать Райкину. Я понимал, что требования будут высочайшие. Боялся опозориться. А кроме того, наслышан был о властном характере актёра.
Розовский рассказывал мне, как он работал у Райкина режиссёром: «Мы шли с ним по улице, он меня смешил, а когда я хохотал, глядел на меня с серьёзным выражением лица, как на придурка, то есть просто уничтожал меня».
Жванецкий тоже рассказывал мне, как работал с Райкиным: «Ты не представляешь, что это за человек. Он просто подавляет твою волю. Вот если бы он сказал мне – пойди и ударь директора, я бы, наверное, пошёл
Вот каково было влияние Райкина на своих авторов.
Очень хорошо говорил про отца Костя Райкин: «Папа ушёл сгустить атмосферу».
Я просто испугался и вместо себя предложил старшего своего товарища – Аркадия Хайта.
Я сказал:
– Думаю, он вам подойдёт лучше всего.
Райкин мне поверил, они с Хайтом встретились, и Хайт написал Райкину три монолога. Райкин сделал из трёх один и с большим успехом исполнял его.
Хайту заплатили 100 рублей. Это было оскорбительно. Хайт за каждый монолог получал по 150 рублей.
Через некоторое время мы встретились с Райкиным в Министерстве культуры на каком-то совещании. После совещания мы с Аркадием Исааковичем шли по лестнице вниз. Его преследовали министерские женщины.
Райкин был красив и одевался безукоризненно. Когда женщины отстали от него, он спросил меня:
– Ну, и где же ваш Хайт? Почему он не звонит, не появляется?
Я, осмелев, сказал:
– Потому что вы за три монолога заплатили ему сто рублей.
Аркадий Исаакович тут же сказал:
– Это не я, это директор, мы его уже уволили.
Кстати, директором у Райкина в то время был мой знакомый по фамилии Сорочан. Звали его Леонид. А уволили его после того, как он в Венгрии, на гастролях Райкина, принял в подарок от венгров пишущую машинку и оставил её у себя, чего Райкин перенести не смог и уволил директора.
Кстати, директор этот, Сорочан, человек был уникальный. Может, вы знаете, есть под Москвой горнолыжный курорт – Сорочаны, – так вот это в честь него.
Он много про себя рассказывал, ну, например, что он дружил с румынским королём, что во время войны лежал в госпитале в Лондоне. Что тут правда, что вымысел, понять было трудно.
Он женился раз шесть или семь. Каждый раз, разводясь, оставлял жене квартиру.
Однажды мы сидели в ресторане Дома литераторов. Я был с женой, Сорочан с женой-манекенщицей и Настя Вертинская. Мы ели раков.
Жена Сорочана сказала:
– За раков я и отдаться могу.
Сорочан сказал:
– То-то я приехал из командировки, а у нас на кухне целое ведро раковой скорлупы.
У нас с этим Сорочаном была игра. Он сидел с кем-то за столом и обедал.
Я, за другим столом, спрашивал собеседника:
– Как ты думаешь, сколько лет этому человеку?
Собеседник говорил:
– Лет сорок.
Я говорил:
– Думаю, ему уже за шестьдесят.
Мы спорили на бутылку коньяка, я шёл к Сорочану, брал у него паспорт, показывал собеседнику. По паспорту получалось, что Лёне уже 63 года.
Вот так мы развлекались. Сорочан выглядел прекрасно. Наверное, от того, что часто женился.
Уже в начале 90-х я встретил его на улице. Он сказал, что строит под Москвой горнолыжный курорт. Тогда это казалось невероятным. Я Сорочану не поверил. Он стал мне показывать план курорта. Я всё равно не верил. А через некоторое время курорт заработал.