Господин Чудо-Юдо
Шрифт:
Если он и хотел добавить что-то ещё, то Художор отнял эту возможность, свесившись ещё ниже и стараясь нашарить самыми длинными щупальцами тело диниту. Тэймин уклонился от его скользкой конечности и тут же перепрыгнул с уступа на внешнюю поверхность щупальца, всю в буграх чешуи. Затем, быстро перебирая руками, взобрался по ней на вершину скалы и метнулся в тыл чистильщика.
Всё это он проделал совершенно неуловимо для моего глаза. Я только успевала отмечать на уровне нашей ментальной связи общее направление его действий и поражаться феерической скорости.
Пользуясь тем, что чистильщик ещё не развернулся,
«Ты в безопасности?»
«Да, я смогла спрятать свои чувства. Но теперь Художор нацелился на тебя!»
«Понял. Спрячься где-нибудь, Грай тебя заберёт.»
Мне не нужно было спрашивать, что он задумал. Я читала это на открытой поверхности его ментального поля. Тэймин в самом деле собирался выжечь разум Художора, хотя я думала, что это всего лишь наивные фантазии Грая. Впрочем, мне действительно было очень мало известно об истинных пределах способностей высших диниту. А уж об особенностях старшей ветви Мастеров Инфомерности – тем более.
Вести спор в такой критический момент я посчитала бессмысленным. Сила и способности Тэймина внушали серьезное впечатление, а к стремно-карикатурному чистильщику Художору я не испытывала ни капли жалости. Особенно в свете того, что мне ещё ноги от ожогов его яда придется лечить. Вот только Тигарден-2 утверждал, что «будущий кибер-админ планеты» сейчас с задачей не справится... и колебалась я исключительно по этой причине, медленно отступая за обломок остроконечного валуна.
Дальнейшие события поначалу смахивали на танцевальную пародию: Художор разворачивался назад, а Тэймин сверхскоростным прыжком вновь оказывался у него за головой. При этом он и не пробовал «сжигать» ментальное поле чистильщика, а вместо этого непрерывно мотыжил его своим жёстко сфокусированным разумом. Он что-то искал... искал целенаправленно и настойчиво...
Эмпатические рецепторы!
Эта догадка поразила меня в один миг с неожиданно-хитрым выпадом Художора, который сообразил своим слабо развитым умом, что простым разворотом изворотливую жертву не достать. Он обманно повернулся в очередной раз и захлестнул щупальцами всё пространство за своим тылом. Тэймин успел поймать в его разуме импульс намеченного действия и затормозил... почти вовремя.
Но этого «почти» чистильщику хватило, чтобы мазнуть по его голой спине ядовитой стороной щупальца.
Кричать и корчиться от ядовитого ожога Тэймин начал далеко не сразу. Пока в его сознании медленно набирал силу мучительный хор бьющих тревогу ноцицепторов, я уже бежала к нему с одной единственной мыслью в голове:
«...забрать боль себе. Не хочу, чтоб он так страдал. Только не он.»
Впервые мне стала понятна идея и тяга к самопожертвованию. Обычно люди совершали безумные поступки из-за фанатичной страсти или самозабвенной любви, но я не чувствовала в себе накала чувств подобной силы по отношению к мальчишке в теле мужчины. Влюбленность, желание – да, были, но адекватного уровня, не способного заглушить инстинкт самосохранения.
При этом Тэймин ощущался абсолютно и стопроцентно моим. Как лелеемая часть меня самой.
Внушать начала ещё издали, когда фигура диниту дрогнула и резко ссутулилась от нестерпимого жжения на спине. Я подлетела к нему, споткнулась о щупальце и упала к ногам, бормоча:
– Боли нет... Ты ничего не чувствуешь... Сейчас всё пройдёт!
И да, боль у Тэймина действительно тут же исчезла. Но почему, почему никто не сказал мне, что оператор грёз способен воздействовать только на один объект?!
Едва фокус ментального внушения сместился, как мои ноги ошпарило кипятком вернувшихся мучений, а Художор ещё и добавил – оплел нас с Тэймином сразу двумя щупальцами для надежности и придавил.
Я не могла кричать – сорвала голос ещё в первый раз, – и только надрывно стонала, вцепившись скрюченными пальцами в колени Тэймина.
Уже раздвоенное предыдущим кругом ада сознание рывком расширилось и наконец распалось на две изолированные части окончательно. Моё активное «я» инстинктивно юркнуло в ту, что не чувствовала боли, и облегчённо заскулило там. Вернулась способность разумно мыслить, и я устремила все внимание на противостояние с Художором.
Тэймин жестоко страдал, но не от телесной боли, а от зрелища моего скорчившегося тела. Когда я внезапно затихла, рефлекторно вздрагивая, его накрыло страхом такой мощи, что помутился разум. Оградив меня своими руками и ногами от контакта с щупальцами, Тэймин с рычанием вгрызся в ментальное поле Художора, остервенело ища эмпатические рецепторы.
Но вот парадокс – чистильщику ощущение чужой ярости в своей голове очень понравилось, и он с жадным урчанием впитывал ее. Сам по себе испытывать страх за жизнь он не был способен, у него даже аналога инстинкта самосохранения не наблюдалось. С другой стороны, и убить эту тварь было чрезвычайно сложно из-за отсутствия единых жизненных центров. Отдельные поражения мозга и сердца не могли его уничтожить, а учитывая наличие быстрой регенерации... Тут разве что сожжение всего Художора на костре размером с атомный реактор помогло бы.
Если бы можно было визуализировать буйство Тэймина в разуме Художора, то за ним бы оставался выжженный черной копотью след. И в каждом ментальном слое, в каждом уголке этот след выглядел печатью, смысл которой сводился к следующему:
«Никогда на охотиться на плоть и разум любого, в ком есть кровь диниту».
Эмпатические рецепторы чистильщика прятались в самом центре мозга, куда добраться было не так-то просто. Когда Тэймин выжег туда дорогу и превратил трепещущие нити в прах, Художор вопросительно булькнул. Он не понимал, отчего вдруг почувствовал себя глухим, слепым, бесчувственным и сломленным бесконечной, серой апатией.
– Вали отсюда, урод, – зло сказал Тэймин.
Чистильщик равнодушно подобрал свои щупальца и пару мгновений тупо взирал на маленькие фигурки бывших жертв. Затем, раскачиваясь по широкой амплитуде, точно пьяный, тяжело перевалился через край обрыва и ухнул в океан, подняв волну размером с небольшое цунами.
Тэймин торопливо перехватил меня за пояс и намертво вцепился в скалу. В следующий миг океан обрушился на нас двоих, грозя снести в бурлящую пучину вместе со всем, что не является монолитной частью островка.