Господин директор
Шрифт:
Я прочистила горло.
— Да, но… — я шевельнула руками, показывая наручники и цепь.
Второй мужчина быстро вытащил из кармана маленький топорик и одним махом перерубил цепь по середине.
— С наручниками разберёмся на улице, — сообщил он мне.
Я кивнула и встала, не задавая лишних вопросов.
Мы гуськом пошли из комнаты. В доме будто ураган прошёлся. Запах пороха, перевёрнутая мебель. Разбитые окна, статуэтки, вазы, валялись вещи. Я аккуратно шла, стараясь ни на что не наступить, ведь я была без обуви. Поэтому я не сразу заметила дыры от пуль в стенах и лежащих на полу людей, с растекающимися красными лужами. Где-то в глубине дома
Входная дверь была выбита, а ворота, похоже, были и вовсе взорваны. За воротами стояли тонированные джипы, полицейские машины, машины скорой помощи. Меня подвели к последней и передали на руки врачам. Меня начали осматривать прямо там, на улице — светили в глаза фонариком, считали пульс, давление, задавали вопросы, а я… Я улыбалась, не веря в происходящее. Дышала свежим воздухом и не могла надышаться. Смотрела на деревья, людей, дорогу, на вечернее небо и не могла налюбоваться.
— Варвара, вы меня слышите? — допытывался медик, ощупывая меня. — Вас избивали? Наносили телесные повреждения? Насиловали?
— Что? — не скоро опомнилась я. — А, нет, нет.
— Руки, — один из спецназовцев подошёл ко мне и расстегнул наручники.
Я со вздохом облегчения потёрла запястья. До чего же прекрасное чувство свободы!
— Спасибо! — поблагодарила я мужчину.
Он ничего не ответил, развернулся и ушёл. Я проследила за ним взглядом и вдруг увидела как из дома вывели отца. Он был ранен, рукав рубашки окрашен красной кровью. Но на лице была по-прежнему его привычная властная маска. Будто его не силой выводят из дома, а наоборот он еле дождалсяя, когда подадут машину. Он увидел меня, но никак не отреагировал. Ни один мускул не дрогнул, ни одна эмоция не проскочила! Как если бы я была лишь деревом в его дворе.
Отца усадили в машину, но я не смогла увидеть остальное — на меня вихрем налетел директор и сжал так сильно, что у меня чуть кости не треснули.
— Куколка! — выдохнул он мне в ухо.
Я прикрыла глаза и улыбнулась. Почему-то именно в этот момент, когда тело было зажато между рук директора, когда я чувствовала его тепло и его дыхание, именно в этот момент я поняла, что спасена. Что я не проведу год в запертой комнате, что на руках не будет наручников, что я не сойду с ума. И от осознания своей полной свободы я вдруг взяла и разревелась. Или может от осознания, что меня спасли, что директор рядом. А может от всего вместе.
Директор не ожидал подобных чувств, я видела это по промелькнувшей панике в его глазах. Может он решил, что я уже сошла с ума?
— Я-я в по-порядке, — заикаясь и давясь рыданиями, сказала я.
Директор прижал меня к себе и стал гладить по волосам и по спине. Кто-то накинул мне на спину плед, и директор замотал меня в него. Он шептал мне какие-то утешительные слова. А потом и вовсе подхватил на руки и утащил в свой рэндж ровер. Багажник был открыт, и директор сел прямо на бортик вместе со мной.
Я залила слезами всю рубашку директора и никак не могла остановиться. Должно быть это стресс, отстранённо подумала я.
Вечер плавно перетек в ночь, а место действия перетекло из дома отца в отделение полиции. Меня допрашивали несколько людей. Они представились в начале беседы, но я не запомнила ни имена, ни звания. Один из них был настолько мил, что принёс мне непонятные тапочки и стаканчик кофе из автомата. Я была рада и этому вниманию и постаралась рассказать всё, что могла. Они спрашивали про моё заточение, про бритоголового, про отца. На самом деле почти все вопросы были про отца и про его криминальные дела. Я была в недоумении — я совсем ничего не знала, я ведь просто сидела в комнате! А перед заточением практически свела общение с отцом на «нет». Один из полицейских сжалился надо мной и сказал, что моё похищение — лишь незначительная часть огромного дела против моего отца. Они вели его давно, но кто-то по-крупному сдал отца на днях, так что у полиции появилось много материала. Выяснив, что я действительно ни черта не знала, а лишь скромно преподавала английский язык в школе, меня отпустили.
Я вышла из отделения на рассвете. Воздух был насыщен запахом опавших листьев. Пряный и тёплый, он буквально опьянил меня. Я долго смотрела на светлеющее небо на горизонте. Я ведь думала, что уже лишилась этой простой красноты!
Сбоку подошёл директор, и я взглянула на него.
— Спасибо, — шепнула я, боясь разрушить окружающую магию.
Он кивнул и приобнял меня за плечи. Он был уставший, я разглядела это теперь. Под глазами залегли темные круги, волосы непривычно взлохмачены. На подбородке темнела колючая щетина, а в чуть расстёгнутом вороте рубашки виднелась испачканная белая футболка.
— Поехали домой, — сказал он и добавил. — Ко мне.
Я кивнула. Директор и не спрашивал, как всегда, но я бы не смогла быть у себя дома одна. Не после моего заточения.
Мы молча сели в его рэндж ровер. Мотор низко заурчал, и машина поехала вперёд. В салоне было тихо и как-то даже уютно. В дверцах стояли пустые бумажные стаканчики, и от них приятно пахло кофе. Работал подогрев сидения, и я забралась на него с ногами. Те дурацкие тапочки я оставила в отделении полиции. Разглядывая улицы, я прислонилась к двери и незаметно для себя провалилась в сон.
Проснулась я в уже знакомой спальне. Солнце светило в окно и пекло мне спину. Я хотела перевернуться, но не смогла — меня прижимали к постели нога и рука директора. Я повернула голову к нему. Спящий директор терял весь свой диктаторский вид и становился беззащитным и даже мягким. Я вытащила руку и провела ладонью по его лицу. Щетина оцарапала ладонь, и я вздохнула от этого приятного чувства. Директор спал со мной, я спала с директором — и это чувствовалось особенно хорошо после одиноких ночей в запертой комнате. Я легонько подула на его лицо, желая увидеть его глаза, его сонный взгляд. Но он не проснулся, только тёмные ресницы дрогнули сквозь сон. Возможно, директор устал не меньше меня.
Я осторожно сползла с кровати. На мне не было одежды, и я, хмыкнув, пошла в ванную комнату. Настроила самую горячую воду на грани терпимости и стояла под ней бесконечно долго. Потом долго намыливала волосы шампунем директора. Шампунь приятно холодил кожу, и я, не сдерживая себя, выдавила на ладонь почти половину бутылька и намылила себя целиком. Как же приятно было чувствовать себя чистой и свежей!
Я стояла под струями, разомлев и разнежившись. В голову стали приходить воспоминания вчерашнего спасения — как спецназовцы ворвались в комнату, как меня вывели на улицу, как мимо провели отца, как ко мне подлетел директор и схватил в охапку. Как много радости и счастья было в его глазах. Как эмоции заставили его сжать меня так сильно, что было трудно дышать. Каким уставшим он был на рассвете возле отделения — а я даже подумать не могла, что он не будет там меня ждать. Всё это время я воспринимала его нахождение рядом, как нечто естественное.