Господин Изобретатель. Часть I
Шрифт:
— Для дипломата вы неплохо разбираетесь в законодательстве и судопроизводстве, — польстил я сэру Остину, — видимо, вам часто приходится заниматься подобными делами?
— Что вы, мистер Степанов, — ответил дипломат, — это первый, но, думаю, не последний случай, как у вас говорят «лиха беда — начало».
— Что же, желаю успеха, — сказал я, подумав: «чтоб тебя разорвало», — а сейчас сэр Джордж, позвольте мне немного вздремнуть, утомительный день выдался.
Я прикрыл глаза, чтобы настырный англичанин не задавал больше вопросов и подумал, что, возможно, не случайно он подсел ко мне, места ведь не нумерованные. Я что — то не заметил его на перроне, а ему нужно было только зайти в вагон за мной и усесться напротив, вон, есть
Я вышел из вагона, немного подышав свежим воздухом, отправился в ресторан. Заказал рюмку водки, холодный заливной язык (люблю правильно приготовленный говяжий язык с хреном, морковкой и петрушкой) и только принялся закусывать, как за мой столик принесло давешнего англичанина. На этот раз он плюхнулся на стул, уже не спрашивая разрешения, что — то заказал официанту, довольно правильно выговаривая русские слова.
Когда принесли его заказ, включающий графинчик водки, он опять — таки, не спрашивая, хочу я с ним выпить или нет, наполнил рюмки и произнес:
— Мистер Степанов, я бы хотел выпить за мир и процветание в отношении наших империй, — начал он по — русски, — сейчас непростое время и сталкиваются наши интересы в этом непростом мире. Мне кажется, что ваш царь Александр ведет себя опрометчиво и недальновидно…
Мне надоел этот развязный англичанин и я пешил его отшить:
— Послушайте, уважаемый сэр, кто бы вы ни были, но это не дает вам право упрекать Государя в недальновидности. Я, как подданный Российской Империи, больше не желаю вас слушать и прошу прекратить эти выпады. — встав из — за стола, я положил три рубля под тарелку и вышел из ресторана. Ничего, поужинаю в Бологом.
Когда в вагоне появился баронет, я демонстративно взял свой портфель и пересел в свободное купе. Более меня никто не донимал до самого Питера, а к баронету в Бологом подсадили дородного игумена[4].
Приехав в столицу и оставив багаж в номере «Астории», я, не теряя времени, поехал к Панпушко. Однако, дежурный сказал, что штабс — капитан вместе с помощниками на полигоне и они вернутся не ранее шести пополудни, но я могу написать ему записку и ее передадут с оказией — кто — нибудь из академических все равно поедет сегодня на полигон, так как готовятся к визиту заместителя генерал — фельдцейхмейстера. Так я и сделал, написал, где меня найти в «Астории» и пешком пошел в Медицинскую академию. Погода уже не баловала, если в первый мой приезд были солнечные дни и лишь изредка моросил дождь, то теперь сыпал мелкий дождичек и дул холодный ветер с Невы. Неуютная питерская погода, ну да ничего, одет я тепло, на голове шерлокхолмовская каскетка, не замокну.
В Академии пошел к химикам, где меня сразу узнал, назвав «Глубокоуважаемый господин изобретатель», молодой человек, представившийся приват — доцентом Северцевым. Он сказал, что профессор будет чуть позже, но пока он может сопроводить меня в лабораторию и рассказать о ходе опытов.
— Рад знакомству, господин Северцев, — сказал я, представившись, — а как вас по имени — отчеству величать? Получил ответ и вспомнил, что в мой первый визит Петр Николаевич Северцев писал что — то за столом в ассистентской, а теперь, оказалось, он за синтез вещества СЦ отвечает.
— Вы, наверно, Александр Павлович, хотите узнать, как идут дела с вашим препаратом? — поинтересовался Северцев, чувствуя, что я не чай приехал пить за 700 верст и мне не терпится узнать, получилось ли? — Все получилось, не беспокойтесь, кстати, ваш путь оказался самый перспективным и простым, только на конечном этапе пришлось повозиться, ну, так вы и сами об этом предупреждали. Хотя существует еще один способ получения СЦ, но он более длинный и затратный, так что мы сумели воспроизвести ваш короткий и дешевый путь синтеза, признав его лучшим. Не скрою, второй путь предложил я, и мне хотелось, чтобы он оказался лучше, но факт есть факт — вы победили!
— Спасибо за объективность Петр Николаевич, — а много ли удалось синтезировать?
— Пока три фунта, но на испытания этого хватит с лишком, тем более, что, считайте, они уже идут, — похвастался приват — доцент, — в клинике у профессора Субботина.
— Постойте, как идут? — удивился я, — мы же говорили, сначала нужно проверить на мышах!
— Да уж проверили и не на мышах, собаку тут лечили с обваренным кипятком боком, — рассказал Снверцев, — потом из дома животных всяких приносили с гнойными ранами — все везде заживало.
Ага, как на собаках, подумал я, прямо Шариков[5] с ошпаренным боком, но ведь экспериментаторы хреновы ничего даже не знают о правилах клинических испытаний, ни тебе слепого контроля, ни рандомизации, и где контрольная группа, наконец!?
— Животные часто слизывали ваш порошок с раны (несмотря на то, что мы перевязывали раны, обработав их порошком), из чего мы сделали вывод, что он безвредный и многие попробовали его на вкус: индифферентный, похрустывает на зубах и все, — делился своими впечатлениями приват — доцент, — и вот когда в клинику Субботина привезли девочку 11 лет с запущенным термическим ожогом, профессор попросил у нас препарат СЦ. Мы не могли отказать, ведь девочка умирала от гнойной интоксикации: ожог был большой (она опрокинула на себя таз с кипятком, который мать — прачка поставила на стол), больше пострадали ноги, но, поскольку ожоги лечили каким — то салом, чуть ли не собачьим, пошло нагноение по всей поверхности с большим количеством гноя и ее привезли в клинику с высокой температурой, в беспамятстве, уже практически безнадежную. Профессор не мог видеть, как умирает ребенок и решился попробовать ваше средство.
— И каков результат? — спросил я, беспокоясь, а вдруг умерла, — жив ребенок или умер?
— Отличный результат, жива девочка и почти совсем уже поправилась, ваше средство действительно чудодейственное, — взволнованно проговорил Северцев, — у нас уже более десяти больных его получают и у вех быстрая положительная динамика заживления гнойных ран! Я уже послал служителя с запиской к Субботину, думаю, он сейчас придет. Вы сделали великое открытие, Александр Павлович!
— А, вот и наш гений, великий изобретатель! — дверь открылась и на пороге появился профессор Субботин, — поверьте, Александр Павлович, вы — гений! Я — то, при первом вашем появлении, еще сомневался, не шарлатан ли вы, уж очень много их сейчас развелось, но теперь убедился, что вы, действительно, совершили великое открытие.
— Уважаемый Максим Семенович! — в свою очередь, был рад и я, — позвольте напомнить, у этого изобретения есть и соавтор, господин Генрих фон Циммер, к сожалению, ныне почивший.
Мы помолчали, отдавая дань памяти Генриха, а потом профессор продолжил:
— Мы получили поразительные результаты: у 12 пациентов — полное заживление ран без осложнений, у одного — заживление раны вторичным натяжением[6] с образованием рубца, но он избежал калечащей операции. В качестве контрольной группы мы взяли лиц, получавших при подобных поражениях стандартное, предписанное инструкциями лечение: из них 2 погибли, у 8 — заживление вторичным натяжением с образованием рубцов и лишь у двоих — результаты, сравнимые с первой группой. Мы делали фотоснимки, разница в скорости заживления налицо, а про результат и говорить не приходится. Я собираюсь сделать предварительное сообщение на Хирургическом обществе через три дня, и, если вы не против, я буду иметь честь представить вас коллегам.