Господин Изобретатель. Часть I
Шрифт:
— Да, конечно я согласен, ответил я, а Дианин объяснил Субботину о чем только что шла речь. Мы договорились о проведении исследований, причем Субботин настаивал сразу на клинических исследованиях на больных, я же предложил провести короткую серию экспериментов на животных.
— Коллега, но ведь вы же уже их сделали и даже попробовали действие препарата на себе, — убеждал меня Субботин, — зачем же терять время?
— Все же мы должны проверить еще раз и исключить какие — то сюрпризы, особенно, если путь будет несколько отличаться от нашего, — настаивал я на короткой серии с животными, — к тому же могут быть использованы другие реактивы, а они дадут нежелательные примеси.
— Александр Павлович, — сказал Субботин, — такая ответственный
В то время испытания новых препаратов еще никак не регламентировались государством и медицинским сообществом, и часто выходило так, что какие — нибудь патентованные пилюли модного доктора в лучшем случае были хотя и бесполезным, но безвредным набором средств, а часто приносили вред больным, не пройдя даже испытаний на животных. Последнее вообще было редкостью, испытания начинали сразу на больных в клиниках для бедных, в тюремных больницах, везде, где больной не мог пожаловаться на причиненный ему вред.
— Когда можно ожидать первой партии препарата для опытов на животных? — спросил я.
— Не ранее чем через 2–3 недели, а весь синтез займет до 2 месяцев — ответил Дианин, да пока пролечим больных, после Рождества только и будут первые результаты лечения.
— Хорошо, — согласился я со сроками, — я приеду через две недели и привезу с собой одного — двух московских химиков на стажировку у вас по синтезу продукта, заодно и лишние руки у вас в команде появятся.
— Согласен, — ответил мой тезка, — если вы будете содержать их сами.
— Отлично, — а порекомендовать кого — нибудь вы сможете, — или взять кого из молодых химиков — петербуржцев, кто согласится переехать в Москву на хорошее жалованье? Можно пригласить несколько человек на собеседование, а взять наиболее подходящего и толкового.
Профессор предложил подумать и написать мне письмо на адрес деда, так как я собирался обратно в Москву: все равно что — то по обоим направлениям выкристаллизуется через пару недель. Потом я попросил разрешения позвонить (говорили — «телефонировать») капитану Панпушко. Телефон был у Субботина и мы пошли к нему в отделение. Там, несмотря на то, что я был гостем профессора, меня заставили снять обувь и одеть тапочки. Санитарка помогла мне облачиться в завязывающийся сзади халат и одеть шапочку — только после этого меня пустили в отделение. А ведь я даже не увидел больных — требования асептики здесь соблюдались. Общее впечатление от клинической базы для испытаний меня вполне устроило: для того времени это был «высший пилотаж».
Меня проводили в кабинет, куда тоже вскоре пришел Субботин вхалате и шапочке. Мы оговорили некоторые организационные вопросы, в основном отвечал я, не буду повторяться. Потом я позвонил в Панпушко в Арт Академию. Связь была довольно неплохой, возможно из — за того, что было близко, хотя сигнал все равно проходил через коммутатор, возможно, что и коммутатор недалеко, а может у дежурного в ВМА просто аппарат раздолбанный: угольные девайсы долго не живут. У Панпушко я узнал, что за сутки они наработали четверть необходимого запаса, привезли и корпуса. Снаряжать будут на полигоне, то есть, если я уеду на две недели, то приеду как раз к началу испытаний.
Поговорив еще о том о сем с Субботиным, а он оказался весьма знающим и интересным собеседником, я поехал в гостиницу, узнал расписание (билеты 1 класса в Москву были всегда, иногда эти вагоны ходили полупустыми) и уехал на вокзал. Обратная дорога прошла без проблем, я ехал один в «открытом купе», зато просторно, никто не мешал.
[1] Каучуковые шины, смягчавшие тряску при езде по булыжной мостовой.
[2] Чин, равный полковнику, V класса Табели о рангах, хотя более точной будет формулировка «равный бригалиру», но, поскольку, бригадиров занимавших тот же V класс Табели о рангах, сейчас уже нет, для простоты аналогии будем считать его полковником.
[3] Кафедра микробиологии как таковой до 1923 г в ВМедА не было, а кафедра инфекционных болезней была организована С.С.Боткиным в 1896 г по возвращении его из заграничной стажировки, в том числе и у Пастера в Париже.
[4] В японском языке нет такой шипящей как русская буква «Ш», там есть свистящий звук между «С» и «Ш», поэтому японского изобретателя звали Симосэ, также как нет таких блюд японской кухни как «суши и сашЫми», а есть «суси и сасими».
[5] стандартный калибр полевой артиллерии — крупповское орудие 8,7 см, котораое сменила сделанная по француской теории маневренной войны (одно орудие, один снаряд) трехдюймовка образца 1900 г. с которой мы влезли и в русско японскую и в первую мировую, вовсе не имея снарядов — гранат (считалось, что шрапнельная трубка поставленная на удар, позволит разносить укрепления, как бы не так!).. В русском журнале «Разведчик» весной 1905 г. было опубликовано письмо русского офицера с передовой: «Ради Бога, напишите, что необходимо сейчас же, немедля заказать 50—100 тысяч трехдюймовых гранат, снарядить их сильновзрывчатым составом вроде мелинита… и вот мы будем иметь те же самые «шимозы», которые нам нужны и ах как нужны. Японцы начинают ими нас бить с дистанций, превосходящих действие нашей шрапнели, а мы им можем ответить лишь шрапнелью с установкой на удар — результат поражения которой нулевой…»
Глава 22
Приехав в Москву, я опять поселился у деда, который до слез был рад увидеть любимого внука.
— Сашка, — ну где ты так долго пропадал? — обнимал меня дед, прослезившись, — где тебя, баловня, носило? Небось, попал в столицу и завертела тебя столичная карусель с мамзельками да пирушками, вон исхудал весь!
— Дед, какие мамзельки и пирушки? — меня тоже тронула радость деда и я понял, насколько он стал мне родным и близким в этом мире, — я метался как загнанный между двумя академиями: медицинской и артиллерийской, да еще к Менделееву ухитрился попасть домой. Все пришлось организовывать с самого начала, ведь артиллеристы чуть было не дали генералам отрицательный ответ на наш ТНТ!
— ТНТ, это так теперь называется та ваша богомерзкая дрянь, что людей убивает и калечит? — я почувствовал, что дед «заводится», — а Менделеев этот твой, он, чай, не из евреев Менделей происхождение ведет? (дались ему эти евреи, он с сыном разругался тогда, заподозрив, что тот женится на еврейке, вот и сейчас взъярился…). Нет, с этим надо что — то делать и пресекать в зародыше, а то, пожалуй, сейчас меня с крыльца выкинуть прикажет — вон покраснел как…
— Дед, ну будь Менделеев хоть из папуасов, мне все равно, он же великий химик, профессор, «превосходительство» и, вообще, очень умный и благородный человек. Сейчас лучше него никто в химии не разбивается и мне он сразу помог с тем лекарством, что надо еще довести до ума, дал рекомендательное письмо в Военно — Медицинскую Академию, где меня, как равного, сразу два профессора встретили и все обещали сделать. А не будь у меня такого письма, меня бы и на порог не пустили (пустили бы, все равно бы прорвался, но с письмом быстрее и веселее!). Да и капитан — артиллерист, что за испытания ТНТ отвечает, Менделеева знает и очень уважает. Кстати, тоже очень хороший человек, умный, простой, нижних чинов на лаборантов выучил, все деньги свои на опыты тратит, а сам питается хлебом и молоком. Я его подкормить хотел — куда там, застеснялся и не пошел со мной ужинать в ресторан.
— Ну, коли так, то другое дело, — отошел дед от приступа гнева и сменил тон, — ты, вижу, делами занимался, а не развлекаться ездил, молодец. А мы привилегию — патент на твое лекарство получили у американов (не знаю только, на что они тебе сдались, я слышал, они там совсем дикие, воюют друг с другом, живут бедно) и у англичан — эти гордые, поупирались для виду, но бумагу дали. Вот только немцы нам окончательно отказали и не объяснили толком, почему, мол описание у нас не полное и им не понять, что тут новое и для чего сие нужно.