Господин Изобретатель. Часть I
Шрифт:
Пока же присматриваюсь к своему собеседнику, я был, скорее, разочарован.
— Вот тебе и лучший химик, член АртКома, — с досадой думал я, — естественно, завалил дело!
К тому же меня поразила бедность, если не сказать, убогость, химической лаборатории. У Генриха лаборатория была даже лучше, чем в этом средоточии артиллерийской мысли Российской Империи!
— И как Россия ухитряется оставаться мощной военной державой? — размышлял я, — ведь это школьная химическая лаборатория, которую в 21 веке можно было бы встретить в глубокой провинции…
Какие — то явно самодельные приборы[4], разве что весы под стеклянным колпаком хорошие и то, если не сломанные и не врут. Баночки, колбочки, реторты разнокалиберные, собранные чуть не на задворках какого — нибудь советского НИИ. И всего три рабочих места! И они собирались выделать необходимое количество ВВ[5] здесь?
— Словно угадав мои мысли, — Панпушко сказал мне, — конечно, это только лаборатория где мы проводим предварительные исследования. И если они удачные, то основное количество зарядов и снаряжение ими боеприпасов проходит не здесь. Но, в вашем случае. Александр Павлович, нам не удалось добиться подрыва даже малых экспериментальных зарядов!
— Уважаемый Семен Васильевич, а вы получали от меня письмо с дополнительными инструкциями и чертежами ручных гранат или бомб? — я не мог сдержать раздражения, — я передавал его с жандармским фельдъегерем, поскольку оно содержало элемент государственной тайны. Ведь сам тринитротолуол уже три десятка лет как известен. Чтобы использовать его как ВВ нужно выполнить всего лишь несколько условий, о которых я написал в этом письме.
— Я не получал никаких дополнительных указаний или чертежей от вас, — на лице Панпушко было искреннее изумление, — только то, что мне передал ротмистр Агеев при первой встрече. Он сказал, что вы находитесь в больнице после несчастного случая и не иожете не то, чтобы приехать, но даже собственноручно написать.
— Потом, когда я уже худо — бедно смог это сделать, три месяца назад, я сам написал и начертил две гранаты, четвертьфунтовую и в одну восьмую фунта[6], — я тоже был неприятно удивлен исчезновением бумаги из секретной почты. Или она уже давным — давно в Берлине?
— Хорошо, я уточню в секретном делопроизводстве, — ответил штабс — капитан, — но, давайте перейдем к сути дела. Итак, я проинформировал вас о неудачном испытании — нам просто не удалось добиться взрыва, ВВ лишь горело коптящим пламенем. Мы обратились к Дмитрию Ивановичу Меделееву с просьбой о подтверждении полученного нами состава. Он ответил, что это — тринитротолуол, то есть вещество, заявленное вами в привилегии на производство горных взрывных работ под названием «Желтый солнечный». Осмелюсь спросить, милостивый государь, как вы собирались проводить означенные «взрывные» работы?
А вот это уже некоторое хамство со стороны господина в погонах! Он меня что, за авантюриста считает, задумавшего погреть волосатые лапки на госзаказе никчемной хлопушки?
— У вас, уважаемый Семен Васильевич, — тоже с раздражением заметил я, — найдется граммов 20 этих желтых кристаллов, что вы синтезировали по моей заявке, а также металлический тонкостенный цилиндр, капсюль — детонатор и кусок огнепроводного шнура секунд на 10 горения? Да, забыл еще мне понадобиться водяная баня.
— Все это есть, — ответил штабс — капитан, — извольте, лаборатория к вашим услугам.
Далее я, в присутствии Панпушко, который внимательно наблюдал, чтобы я не подменил чего в составе, расплавил на водяной бане тротил и аккуратно налил медообразную тягучую жидкость в стальной стаканчик. Дождался полного остывания тротила. Потом сделал углубление, вставил капсюль и огнепроводный шнур.
— Все, готово, — сказал я, — можно испытывать, но только во дворе, там где есть окоп или кирпичная стенка не менее двух вершков толщины. И без людей!
Мы прошли на задворки Академии к каким — то кирпичным сараям, в которых были сложены дрова.
Я установил нашу «бомбу»,
Потом поставил несколько чурок поленьев вокруг на расстоянии 5 саженей, сказав, что это будут солдаты противника. Поскольку гранаты была в масштабе 1 к 4, то и «солдаты» были ниже. Потом, по моему настоянию Панпушко отошел за угол, продолжая следить за моими действиями. Я поджег шнур и кинулся к нему, честно спрятавшись за угол. А вот Панпушко все же выглядывал, маньяк — пиротехник. Раздался неплохой такой взрыв, я вышел из — за угла:
— Неплохо получилось, — заметил я штабс — капитану, который вовсе не ожидал такого.
— Да, а я, признаться, думал, что вы — очередной авантюрист, — извиняющимся тоном проговорил Панпушко.
Мы осмотрели площадку. «Граната» исчезла, оставив небольшую воронку, чурки лежали вповалку, их разбросало на десяток метров, некоторые были выщерблены и там, видно, были куски стаканчика.
— Раз, два, три… шестеро убиты или покалечены, — посчитал я.
Семен Васильевич предложил вернуться в его кабинет в лаборатории.
— Скажите, уважаемый Александр Павлович, — вы можете восстановить по памяти ваши чертежи и записки? Я, в свою очередь, обещаю найти ваше письмо и чертежи, возможно, они попали в другой отдел.
— Как же так? Я ведь видел, что на конверте, при мне запечатанном, Агеев написал ваше имя и «лично в руки».
Потом я нарисовал две гранаты. Спросил, сколько времени уйдет на отливку корпусов и снаряжение их ВВ. Нарисовал запал, известный мне по плакатам — ударная пружина, боек, рычаг — предохранитель, капсюль — воспламенитель, пороховой замедлитель на 3–4 секунды и детонатор, погруженный в ВВ. Штабс — капитан заметил, что нарезку в опоке под резьбу взрывателя сложно будет отлить, но боковые стопоры, упирающиеся в запирающие выступы на взрывателе сделать можно. После этого мы договорились встретиться завтра после обеда и обсудить процесс изготовления гранат. Речь о неудачных испытаниях уже не шла…
Под конец, капитан, замявшись, спросил:
— Александр Павлович Я конечно, понимаю, что это неудобно для вас и может стеснить в обстоятельствах, — смущенно проговорил Панпушко, — но мастера в литейном быстро работать не будут, а нам надо сделать около полусотни корпусов, а лучше — сотню. Я, конечно, оформлю все бумаги, но, чтобы ускорить… Я, вроде как сам виноват, не уделил должного внимания вашему изобретению, но у меня сейчас свободных денег нет, — совсем смутился штабс — капитан и покраснел.