Господин Изобретатель. Часть I
Шрифт:
— Хватит про шпионов, давайте перейдем к испытаниям в Академии. Дело ваше переходит в разряд секретных и поэтому никого, кроме поименованных в списке посвящать в детали нельзя, особенно родственников, — жандарм достал очередной листок из своего портфеля, — для их же безопасности. Прочтите и распишитесь.
— Я не вижу здесь имени профессора Менделеева, значит, вам не удалось с ним договорится, — разочарованно произнес я, — Дмитрий Иванович не согласился?
— Не совсем так, сейчас Дмитрий Иванович уволился из Университета и собирается в поездку во Францию и Британию как раз по вопросам производства порохов и других взрывчатых веществ, поскольку адмирал Чихачев предложил ему место консультанта Научно — технической лаборатории Морского Министерства. Он ознакомился с вашим изобретением и признал его перспективным, — подтвердил ротмистр, — Дмитрий Иванович ответил на наше обращение, что проблем синтезом данного вещества быть не должно, скорее там возникнут взрывотехнические вопросы, но это оговорим после.
По нашему ходатайству, учитывая государственную важность вопроса, профессор проконсультировал химиков Михайловской Академии, — продолжил Агеев, — и подготовка необходимого количества вещества уже начата. По возвращении из командировки в августе профессор может встретится с вами, тем более, ваш лечащий врач сказал, что до этого времени вы в достаточной мере не окрепните.
[1] Келоид — разрастание соединительной ткани после заживления инфицированных ран
Глава 17
Опять потянулись больничные дни. Конечно, время терпит, ведь синтез тротила в лаборатории Академии займет 2–3 месяца и за это время Менделеев съездит в командировку[1]. Я читал книги и журналы, которые приносил дед или привозили его люди вместе с обеденными судками. Еды было столько, что ее оставалось на половину отделения. Сейчас здесь лечилось около двадцати человек с тяжелыми ожогами, которых пользовал Леонтий Матвеевич. Мое состояние улучшалось: на голове вырос короткий «ежик» темных волос с заметной проседью, такими же были короткая бородка и усы. Наконец, мне разрешили посмотреть на себя в нормальное зеркало, а не в отражение на никелированном плоском боку медицинского прибора. Из зеркала на меня глянуло лицо человека неопределенного возраста, которому можно было дать от тридцати до сорока пяти лет.
В целом, я остался собой доволен, ожидал увидеть худшее, поскольку видел себя до этого лишь в отражении на темном вечернем стекле окна в палате (зеркал в отделении не было). Оказалось, что краснота почти прошла и, если не приглядываться, мое лицо походила на задубленную солеными ветрами физиономию морского волка средних лет. Может, убрать усы и оставить только «шкиперскую» бородку, тогда сходство будет еще больше. С другой стороны, сейчас здесь я не встречал такого типа мужской растительности. Были усы (приказчики в лавках, половые в трактирах), бородка с усами (интеллигенты — разночинцы, включая врачей и учителей), борода с усами побольше «а ля государь император» (верноподданнические особы, чиновники и господа офицеры, ближе у штаб — офицерам[2], молодым обер — офицерам полагались лишь усы, хотя бывали и исключения — множество штабс — капитанов носили бороды), и, наконец, памятные по прошлому царствованию, бакенбарды (это были либо пожилые люди, служившие при Александре Втором и вышедшие в отставку при новом императоре, либо старые лакеи[3] и дворецкие) и, естественно, купцы и крестьяне, заросшие бородами (исключая «бритых купцов»[4] Были и полностью бритые — чаще лица лютеранского вероисповедания, либо молодые лакеи). А вот шкиперских бородок «а ля папа Хэм»[5] в России не было, хотя, наверно, мне бы пошло, может стать зачинателем новой моды? Нет, моя задача — сейчас как можно меньше выделяться и не эпатировать публику.
Вот руки были хуже — ногти выросли кривые и как их не опиливали и не подрезали, правильно не росли. Кожа рук тоже была более поражена, но доктор утешал, что года через два будет лучше, просто руки сильно пострадали, когда я голыми руками горящие доски разбрасывал. А пока придется носить перчатки и обязательно смазывать кожу три раза в день питательным кремом.
Зашел как — то Агеев — на погонах мундира два просвета и три звезды: неужели полковник?. Потом вспомнил, что в императорской армии погоны полковника были с двумя просветами и вовсе без звезд, а кому были положены звездочки, то размер их был меньше чем в мое время[6]. Моё ли?
— Здравствуйте, господин подполковник! — поприветствовал я свежеиспеченного штаб — офицера — разрешите поздравить с заслуженным очередным званием!
— И вам желаю здравствовать! — ответил бывший ротмистр, — вот, проститься пришел, посылают на южную границу.
— Жаль, — ответил я, — как — то я уже привык к вашим визитам, скучно теперь без вас будет.
— Не заскучаете, — засмеялся ротмистр, — красочку — то вашу уже изготовили, только что — то они там не разобрались — горит она чадным пламенем и взрываться не хочет. Предварительный отчет ушел в ГАУ и там расценили опыты как неудачные, поэтому мою опеку с вас сняли, а нового никого не назначили, хотя я и просил, чтобы кто — то присмотрел за вашей безопасностью. Мое повышение в чине связано с вербовкой офицера немецкого Генштаба Альфреда Вайсмана и никак не с успехом создания новой взрывчатки, наоборот мне поставили в вину неудачу с ней, — усмехнулся бывший ротмистр, — хорошо, хоть Государь подписал Приказ о моем производстве в следующий чин до завершения предварительных испытаний. Но наказать виновных в трате государственных денег на ненужное изобретательства надо, — поэтому и еду в Кушку. А вот вам, Александр Павлович, придется ехать в Академию и на месте разбираться с неудачными испытаниями.
— Если вы помните, — я предупреждал об этом, — вот поэтому никто всерьез это вещество как взрывчатку и не воспринимал.
— Что же, будьте здоровы и желаю успехов, господин изобретатель, — сказал на прощание подполковник Агеев, — если что подозрительное заметите, немедленно обращайтесь в любое отделение Корпуса Жандармов, назовите свою и мою фамилию и вам непременно помогут и защитят.
Тем временем лето прошло зенит и начало скатываться в осень. В больничном парке появились первые пожелтевшие листья как напоминание, что скоро их станет больше и больше. Парком в прямом смысле это, конечно, это трудно было назвать, но ходить между корпусами, утопающими в зелени было приятно.
Теперь, когда приезжал дед, мы вместе ходили по дорожкам. Со стороны мы смотрелись довольно странной парой: солидный пожилой купец с окладистой бородой и какое — то пугало в дурацком колпаке. Однажды дед приехал не то расстроенным, не то смущенным:
— Сашка, ты раньше знал, что Лиза решила уйти в монастырь?! — не то спросил, не то сказал он с какой — то непонятной интонацией.
— Нет, дед, откуда, — я был ошарашен, — Лиза, которая знает три языка, играет на фортепиано и неплохо поет, и вдруг в монастырь! Она, нестарая еще женщина, хочет запереть себя га высокой монастырской оградой.
— Да, все именно так, — ответил дед, — я понимаю, что монашество — дело богоугодное, но я не ожидал, что Лиза решится на это! Хотя, как пОслушница[7], она потом до пОстрига может опять стать мирянкой.
— Я знаю, что Лиза — верующий человек — сказал я на это замечание деда, — но что подвигло ее на этот подвиг веры, неужели только скорбь?
— Да, Лиза глубоко скорбит по Григорию[8] — заметил дед, — но она считает себя виновной и в твоем увечье, ведь она считает, что сама послала тебя в огонь, крикнув «Спаси Генриха!».
— Но ведь она была не в себе, — возразил я, — кроме того, я и без ее слов, сам бы туда полез, чтобы спасти его.
— Вообще — то я думал привлечь ее к нашей церкви старого обряда, — поделился со мной своими мыслями дед, — у нас в Рогожской слободе раньше три храма было, две богадельни, из них одна для душевнобольных, сиротский приют, но потом, по навету некого иеромонаха Парфения, еще при царе — Освободителе, все позакрывали и опечатали. С тех пор молимся по домам[9], уж сколько раз наши именитые купцы и я с ними писали челобитные, жертвовали на сирых и убогих миллионы, а все прахом.