Господин канонир
Шрифт:
— Разумеется, серьезно! — Габерон наставительно поднял палец, — Репутация — такая штука, о которой заботиться надо больше, чем о порохе. Никогда не знаешь, когда репутация позаботится о тебе. Поэтому давай отрепетируем. Итак, я тебе крикнул «Беги, Тренч!». В этот момент у меня на лице было выражение решительной отчаянности. Запомнил? А мои глаза потемнели, как небо, когда приближается грозовой фронт…
* * *
— Ты слышишь?..
— Тс-с-с!
— Я больше не слышу его шагов. Он остановился?
— Тренч,
— Где-то возле трапа…
— Кажется, стоит на месте. Нет, сейчас повернулся. И…
Секундой позже Габерон и Тренч отпрянули от пролома, окунувшись в густую темноту. Над их головами загромыхали шаги голема, такие тяжелые, точно кто-то на мидль-деке неспешно забивал в палубу сваи. От каждого шага потолок над их головами вздрагивал, щедро осыпая пиратов мелкой пылью и чешуйками ржавчины.
— Не похоже, что он собирается останавливаться, — Тренч подышал в ладони, словно ему было холодно.
— А ты думал, у него закончится завод? — небрежно осведомился Габерон, одним ухом вслушиваясь в ритмичные звуки тяжелых шагов, — Это же голем. Его магического заряда может хватить на несколько дней службы. Или даже недель. Или…
— Не продолжай, — Тренч судорожно сглотнул.
Выглядел он неважно. Глаза Габерона за последний час достаточно приспособились к скудному освещению нижней палубы, чтобы разбирать отдельные предметы и их контуры. Тренч скорчился на каком-то ящике неподалеку от провала, оперся острыми локтями о колени и тяжело медленно дышал. Он выглядел как человек, впервые в жизни угодивший в жесткую воздушную «болтанку» балла на три-четыре. Щенок. Сухопутная крыса. Такого никогда бы не приняли в формандский военно-воздушный флот.
Габерон закинул руки за голову, стараясь не замечать, как пузырится в его собственном желудке и как ноет печенка. Там, внутри, точно медленно разливалось ядовитое болото, отравлявшее своими испарениями кровь и воздух в легких. Гадкий симптом. Не самый страшный из тех, которыми может одарить своих гостей Марево, но неприятный. Среди юнкеров его называли «Утерянный завтрак» или «Поющие кишки». Юнкера — народ со своеобразным чувством юмора, у них для каждой вещи на свете припасено особенное название, иногда имеющее затаенный смысл, а иногда лишенное всякого смысла. Палубную швабру они именовали не иначе как «госпожа Ш.», форменные фуражки — «камбалами», а бронзовые пуговицы на боцманском кителе — почему-то «ленивцами», Габерон уже и сам не помнил, почему. А рундук они звали…
— Я тут подумал… — Тренч неуверенно кашлянул, — На счет голема… Может, это новая модель?
— А?
— Он не похож на те рисунки, что я видел в книгах. Те были… проще. И походили на людей. А этот совсем другой. Вот я и подумал, может, кто-то вновь взялся их делать?
Угловатый и тощий, в темноте он выглядел еще более нескладным. Однако то, что он до сих пор не потерял самообладание, многое о нем говорило. Габерон украдкой улыбнулся. Ему приходилось знать лейтенантов и капитанов, которые на месте этого мальчишки уже бились бы в истерике, ломая руки.
— Новая улучшенная модель?
— Что-то вроде того. Если бы я мог разобрать его на части и посмотреть…
Габерон
— Смотри, как бы он сам тебя не разобрал. Силы в нем — как в молодом ките, а злости больше, чем у матерой белой акулы. Но вот на счет новой модели ты, пожалуй, прав. О Роза… Кажется, я начинаю понимать. Это были испытания!
Тренч покосился на него с опаской.
— Что?
— Ходовые испытания! Как у кораблей, только сошедших со стапелей, — Габерон, не удержавшись, схватил бортинженера за плечо, — Ваши ребята просто вздумали испытать новую модель абордажного голема, причем на всякий случай подальше от обитаемых островов. Ни одной живой души кругом на двести миль! Включили, а он…
— Или это формандский голем, которого испытывали на канонерке, — возразил Тренч, — Но как только к ней пришвартовался терпящий бедствие готландский полакр, голем сошел с ума и принялся рубить всех вокруг!
— Дурацкая версия — голем определенно готландский.
— Или формандский, — Тренч не намерен был сдаваться, упрямо смотрел в глаза, -
— Женщина на корабле, — напомнил ему Габерон, — Та самая, которая завела в ловушку де Сезара. Все это было спланировано, приятель.
Бортинженер качнул головой.
— Готланд, конечно, не Каледония, но и у нас бывают женщины на кораблях. К тому же, она могла быть и пассажиром.
— Кстати, тебе не показалось, что у нее немного… странный голос?
— Немного, — Тренч неопределенно пошевелил пальцами, — Не обратил внимания.
— Эх ты. А ведь у тебя слух куда острее, чем у старого канонира!
— Мой слух не настроен исключительно на женские голоса.
— Ладно, черт с ней, — вздохнул Габерон, ерзая на своей бочке, еще более жесткой и неудобной, чем кресло дежурного офицера на капитанском мостике «Барракуды», — Даже если она немолода и некрасива, я бы не отказался встретиться с ней, чтоб потолковать. Потому что как ни крути, она единственный человек, который может пролить свет на эту историю. Загадочная особа. Прямо какая-то леди Икс!..
— Сейчас неважно, формандский голем или готландский, — пробормотал Тренч, — Главное, что он считает своими врагами всех вокруг.
— Скорее всего, сбой восприятия цели, — рассеянно заметил Габерон, — Обычных големов дрессируют исходя из цвета мундиров неприятеля. Синий — свой, серый — враг… Но этот, кажется, считает ниже своего достоинства разбираться в таких мелочах. Нас с тобой он собирался разделать точно так же, как и команду. Это значит, у него вообще нет предпочтений по части деталей. Любой человек, оказавшийся в пределах его досягаемости, воспринимается как враг.
Кажется, его слова не очень-то успокоили Тренча. Тот встал с ящика и сделал несколько покачивающихся шагов по нижней палубе. Габерон заметил, что бортинженера тоже бил легкий озноб. Несладко ему сейчас, должно быть. Но это все покажется ему детскими шалостями, если они погрузятся в Марево еще на сотню-другую футов…
Самого Габерона куда больше беспокоило молчание капитанессы.
— Гомункул, — приказал он полушепотом, — Связь с капитанским мостиком!
Гомункул отозвался не сразу, а когда отозвался, его голос осекался еще больше обычного.