Господин Ветер
Шрифт:
«Вот, не остановилась. Будь не я, а Алиса. Алиса в городах. Кого ты ищешь? Кто ищет тебя? Богатые мама-папа…»
«Девочка совершила взрослый поступок и надумала вернуться. Все очень просто».
«Не то…Что же ты, папа Кристофер, суфий недоделанный, так и не можешь научится не привязываться. Даже в мыслях. Проехали. Оставь. Будь как ветер».
— Собака лает, ветер носит, — пропел он, снова повернувшись спиной к слабому ветру, единственному его слушателю.
Эту песню сочинила Умка. Однажды Крис даже играл с ней в каком-то московском подвале. Вместо Сталкера. Тот не пришел, и Кристоферу на некоторое время пришлось стать Умкиным соло-гитаристом, благо все эти темы он знал наизусть.
И желты фонари, Собака лает — ветер носит, и желты фонари. Я знаю, каждая собака… Носит ветер внутри.«Ну что, где же тот КАМАЗ-самолет, что домчит меня до Аты?» — продолжил Кристофер свой внутренний диалог.
А зачем тебе в Ату? Тра-та-та ту-ту-ту. Чтоб увидеть друзей. Или Путь постигать. Постегать его ногами.Дао-шмао-дадцзыбао. Мое постижение Пути состоит в движении по пути. Ты сказал, Дэгэ? Дурилка картонная, а…» — он передразнил своего старого питерского приятеля, в словесной бороде коего, словно крошки запутывались митьковские слова. А эта словесная будет подлинней его реальной бороды, в которой реально запутывались крошки хлеба.
«Хорошо хоть крошки, не мустанги — так бы ты ответил? Нет, ты скорее срифмовал бы — крошки-мандавошки. Мустанги меняют хайры как миры».
«Главное — движение. Двигаться дальше. Но истинный суфий не привязывается даже к этому движению».
«Вот поэтому наши пути так спонтанны, поэтому я еду из Омска в Алма-ату. Злые духи боятся кривых линий, и подобно китайцам изгибающим скаты крыш, я изгибаю свой путь. Злым духам воистину он недоступен. Ага, крутые идут». — Супермазы, мерседесы и вольво Кристофер узнавал издалека, даже не наклоняя очков.
Навстречу ему двигалась целая армада. Караван. Караваны грузовиков шли из Казахстана в Китай, так же как раньше караваны верблюдов. По тому же пути — Великому, Шелковому. Правда, теперь оттуда везли не шелк, а всякую электронную дребедень, туда же —хлопок, железо. После внутренних реформ Поднебесная стремительно развивалась, и торговлей с ней кормились все приграничные районы.
А древний Шелковый Путь, покрывшись почти по всей длине асфальтом и кое-где передвинув изгибы своего тела, сущности своей не переменил. На то, собственно и путь. Он тянулся через Хоргос в Урумчи или через перевал Торугарт в Кашгар, далее — в Турфан, и, через Внутреннюю Монголию, через Манчжурию, до самого Пекина. Как и в древние времена, Тянь-Шань и Памир разбивали его на несколько веток, по которым ползли пыльные караваны фирменных машин — понтовых, с полными фурами и полупустыми кабинами, но не берущих попутчиков ни на пути туда ни на пути обратно. Вик говорил, что они заезжают вглубь Китая всего километров на пятнадцать — там товар перекидывают на местные грузовики — Китайской Народной Республике надо кормить собственных драйверов.
«Путешественник истинный путешествует в своем Эго… Вот Саид, скажем, никуда из Аты не вылезает. Да и куда вылезешь, если дома килограммы чуйской дури, дури огого какой, дунешь и летишь куда захочешь, хоть в Китай, хоть на света край. Причем не вставая с ковра, в замысловатых узорах которого можно читать слова древней книги Аджа иб трам-там там, повествующей о чудесах прошлых, настоящих и будущих. Каждый по своему ее и читает», — Кристофер снова развернулся лицом к ветру, принесшему звук мотора, и поднял руку, так как появился КАМАЗ, который несомненно остановится, потому что он тоже слово этой книги.
В кабине было двое. Хотя грузовик мгновенно пролетел мимо, Крис умудрился разглядеть белозубые улыбки на темных лицах драйверов. «Улыбаются, однако. И не берут. — Кристофер совершил очередной поворот на сто восемьдесят и театрально-безнадежно опустил руку. — И… Неужели?»
КАМАЗ остановился. Но далеко впереди.
«Не про вашу честь, уважаемый суфий, сломалось что-нибудь. Однако, ведь сказал и остановились». На обочину из машины выскочил коренастый человек в темных брюках, майке и «грузинской» кепке. Он подходил к каждому колесу и стучал по нему ногой — издали это напоминало какой-то ритуальный танец. Кристофер был уверен, что не возьмут, однако шаги ускорил, почти побежал. Когда он добрался до машины, водитель уже сидел за рулем.
— Здравствуйте.
— Салям. — Водитель улыбнулся. — Далэко идешь, барат.
«Не казахи, не киргизы, не таджики. У машины джамбульский номер. Турки, может быть?»
— В Алма-ату. Может возьмете.
— Ноо, ми Джямбул.
— Ну до поворота.
— Малик, вазмем ходжу? — Он рассмеялся и добавил по турецки, обращаясь к некоему Малику, сидящему в салоне.
Вопрос внушал надежду.
— Садись барат, — водитель снова высунулся в окошко, — а вобще ми только жэнщин бирем.
— А чего только женщин?
КАМАЗ уже несся по раскаленной трассе, и Кристофер высунув руку ловил утренний, но теплый воздух.
— Жэнщин, — громко повторил водитель, — ми турки.
— Я понял.
— Ми джамбульские турки. Асобо ибливые. Турку еда — нэ надо, вода нэ надо, вино — нэ надо, а жэнщина… Эээ…Она для турка и еда, и вода. Так говорю, Малик. Всэх ибем.
— Но ты нас не бойся. Мы только женщин ебем. Не извращенцы. Даже пидорасов не трогаем. Ха-ха-ха. — Малик, в отличие от напарника, по-русски говорил почти без акцента.
— Я уже встречал на трассе турков. Тоже джамбульских.
— И не выебали? Ха-ха, — спросил Малик.
— Шутишь. Нормальные люди.
— Нас, турков, в Джамбуле целый район.
— И на родину не тянет.
— Здэсь у миня родина. Там никого нэт. Ни дедушка, ни бабушка, ни систра. У Малика дядя. — Водитель снова произнес фразу на турецком. — Он ездит.
— Нам пока и здесь хорошо, — добавил Малик. — Турку, кроме женщин, ничего не нужно.
Турки оказались «поливальщиками»: вчера они продали в Омске арбузы и теперь возвращались домой. Между собой они разговаривали по турецки и несмотря на экспрессию, с которой произносилась каждая фраза, их язык казался густым и пряным, словно восточные сладости. И узнаваемый русский мат был мухами, кружащими над сластями.
КАМАЗ тем временем обогнала полная людей девятка. Разговор турков переместился на нее.
— Ни нравятся мнэ они, — произнес вдруг водитель, — Бандити, навэрно.
— Почему? — спросил Крис.
— Бандит, нэ бандит. — Водитель на мгновение отпустил руль и взмахнул руками. — Но почэму не уизжают. Абагнал — уизжай.
— Сзади-то никого? — Малик зевнул и потянулся.
— Никого.
Девятка по-прежнему шла впереди, загораживая Камазу дорогу.
— Стрелять умеешь? — спросил у Кристофера Малик.