Госпожа следователь
Шрифт:
— Я… Клавдия Васильевна, вот увидите!
— Ни пуха, ни пера!
— Поролоновая подушка! — счастливо улыбнулся Игорь.
15.12–16.05
К тому моменту, когда «рафик» припарковался невдалеке от офиса Всероссийской кинологической федерации, Алексей Черепец уже нашел в себе силы, чтобы справиться с нахлынувшими на него чувствами, взять себя в руки и успокоиться.
Они поднялись на третий этаж и оказались в небольшом, обставленном скромной
— Вот это и есть мое рабочее место. Сразу же приступим к делу. — Черепец приблизился к вмонтированному в стену стальному сейфу и долго возился с кодовым замком, прежде чем на его ладони появился крошечный полиэтиленовый пакетик с белым, внешне похожим на сахарную пудру порошком. — А это…
— Тот самый рэйдж? — догадалась Клавдия.
— Верно, — Алексей протянул ей пакетик. — Всего каких-то два грамма, а может удовлетворить сотню жаждущих иллюзорных наслаждений. Представляете, если через границу пройдет целая тонна этой гадости?
— Будут страсти-мордасти… — вспомнила Клавдия.
— Как ни странно, но истинное назначение этого препарата — приносить пользу людям, — совсем не весело усмехнулся Черепец. — Да-да… Первоначально предполагалось использовать рэйдж как сильнодействующее болеутоляющее. Но нынешнюю молодежь больше интересуют побочные эффекты… А сейчас вы должны мне помочь. Спрячьте этот пакетик. Где угодно. В вашем распоряжении все здание.
Клавдия это местечко приметила, когда еще поднимались в кабинет. Пожарный кран между первым и вторым этажами.
— Готово! — крикнула она, когда пакетик был спрятан.
Теперь Фома был предельно мобилизован и сосредоточен. Низко опустив голову, он уверенно продвигался по длинному коридору. Продвигался в правильном направлении, к лестнице. Черепец, держа конец поводка в вытянутой руке, шел следом. Замыкали процессию Дежкина и Порогин.
Несколько раз пес останавливался, прижимал мокрый нос к полу, делал глубокий вдох, на мгновение задерживал дыхание, словно за это время внутри него происходил химический анализ втянутых в ноздри молекул после чего с силой выдыхал воздух.
— Молодец… — подбадривал его хозяин. — Давай-давай, не подведи меня…
Перед лестницей Фома задержался у двери в какой-то кабинет. У Клавдии замерло сердце.
«Вот и все… — с ужасом подумала она. — Ошибся…»
Нет, ошибки не произошло. Фома пошел дальше, чуть сбавив ход. Медленно, обнюхивая каждую ступеньку, спустился на второй этаж. Остановился в нерешительности, поводя ушами из стороны в сторону. Шагнул было обратно. Передумал. Завертелся на месте…
— В чем дело? — спросил его Алексей, будто обращался не к бессловесному животному, а к человеку, и сам же себя успокоил: — Это с непривычки… Ты просто отвык, потерял форму… Это поправимо…
Наконец после продолжительных сомнений Фома все-таки решил продолжить спуск.
Площадка между первым и вторым этажами. Вот и ящик пожарного крана. Но пес не удостоил его своим вниманием, прошел мимо, тщательно обнюхал перила и вновь понурил голову, с шумом вдыхая в себя лестничную пыль.
Клавдии стало грустно.
Когда до первого этажа оставалось
В следующий момент Черепец вернулся к ящику, распахнул его и, протянув руку за свернутый в огромный круг брезентовый рукав, обнаружил искомое.
— Есть!.. — с облегчением выдохнул он. — Чисто сработано!
— Тут что-то не так, — засомневалась Дежкина. — Тут какой-то трюк… Или вы сами догадались, что наркотик спрятан именно в ящике? Фома же прошел мимо…
— Все правильно! Именно так он и обучен, помните, я вам рассказывал? — счастливо улыбался Алексей. — Собака ни в коем случае не должна мгновенно сообщать хозяину о том, что она обнаружила наркотик. Это происходит на определенном расстоянии от объекта или через временную паузу. У каждой собаки свой особенный, незаметный для посторонних людей знак. Фома, например, чихает, и делает это вполне естественно.
— Так, значит… — Лоб Клавдии Васильевны прорезали задумчивые морщинки. — С нюхом у Фомы все в порядке? Я правильно вас поняла?
— Абсолютно правильно, — подтвердил Черепец, почесывая гордого Фомку за ушком. — Хоть сейчас на работу!
— Ну тогда… тогда… — Дежкина ошарашенно смотрела на дворнягу. — Можете надо мной смеяться, но я ничегошеньки не понимаю!..
17.36–22.14
Игорь жутко нервничал. Волновался и краснел перед каждым заключенным, которого допрашивал. Это был его первый допрос, от которого к тому же многое зависело. Да и времени до отбоя было мало — часа три, не больше. Спасало только то, что ситуация была нештатная и заключенные все были изрядно напутаны сами. Мелькали перед ним, как на ускоренной записи, быстро отвечали на почти одни и те же вопросы, просили закурить и исчезали, уступая место новым. У многих были забинтованы лица, руки, ноги.
— Фамилия, имя, отчество?
— Рубец Иван Данилович.
— Расскажите все, что заметили.
— Ну что, ничего я не заметил. Мы с братвой на нарах лежали, в шашки дулись, а тут как ё…нет!
— Кто принес взрывчатку, вы не знаете?
— Нет, конечно, — пучит он удивленные глаза. — Откуда. Знал бы — сразу стукнул. Жить-то хочется.
— Хорошо. Скажите, Рубец, а с заключенным Харитоновым вы как, поддерживали отношения?
— А че их поддерживать? Он же не баба. Пришел недавно, липнуть ни к кому не стал. Ну и к нему тоже. На голову срать сразу не позволил, и все. Это ж тюряга, тут каждый сам по себе.
— А Осипов, ну который только утром в камеру попал, он ни с кем не разговаривал?
— Не, не разговаривал. Сцепился было с Барином, но до драки не дошло. Этот чмырь вообще какой-то странный был. Попросили его радио включить, так он зажал. Кто ж мог подумать, что он так братву…
— Кто — он? Осипов? Или Харитонов?
— Да хер его знает…
Странное дело. Как взрывчатка вообще могла попасть в камеру? Надзиратели недосмотрели? Вряд ли. Но всех купить просто невозможно. Тут же тройной контроль…