Госпожа ворон
Шрифт:
Джайя кусала губы, держась за припухшую красную щеку, и вся тряслась.
— Это мое будущее, таким будет Яс при моем правлении — так я думал. Я вернусь домой, соберу своих танов и все смогу. Я найду лучших воинов и заручусь их поддержкой. Знаешь, куда я поехал, когда все решил? Я поехал в Багровый храм. Среди моих охранников, нанятых матерью десять — или сколько там? — лет назад, было как раз два Клинка Матери Сумерек. В Храме Даг — представь себе, — я узнал об урожденной танин Яввуз, первой благородной госпоже за последнюю чертову
Джайя схватилась за голову: происходящее все больше напоминало непробудный кошмар.
— Я вернулся так быстро, как смог, Джайя, как мне позволила державная раману. И что нашел? Выдающийся боец, потрясающий генерал, переломивший весь ход войны, ненавидит мою мать и мою семью, и даже моя невеста, которая могла бы завязать необходимые дружественные связи, обозначила враждебный настрой. Худшего не придумаешь, не так ли? — усмехнулся Кхассав ядовито.
— Откуда мне было знать, — щека все еще горела, и весь скандал уже доводил Джайю до слез. Она всхлипывала.
— Конечно, откуда? — наигранно закривлялся Кхассав. — Мы ведь не могли поговорить ни разу. Мы ведь женаты не для того, чтобы разговаривать. Где это видано, чтобы женщины лезли в дела страны…
Джайя схватилась одной рукой за грудь, а другой — закрыла в ужасе рот. Эти же слова она скандировала в собственных покоях, когда ее едва привезли и заставляли учиться днями напролет непонятно какой ереси. Где у этого изверга еще припрятаны шпионы? Почему, если его не было столько лет, ему доносит каждый второй? Или это соглядатаи Тахивран поделились по доброте души?
Джайя поймала пальцами скатившиеся слезы, шепнув:
— Замолчи.
— Хо? — интерес в голосе ахрамада смешивался с кислотой.
— Замолчи, — рявкнула женщина. — Как я могла к тебе прийти, если ты вечно то с одной потаскухой, то с другой?
— Ах да, к тебе-то я точно не приходил? От кого же тогда твой ребенок? — Кхассав взглядом указал на округлившуюся талию женщины.
От злобы Джайя схватила первый попавшийся под руку предмет — серебряный кувшин с водой — и швырнула в мужа. Тот уклонился с легкостью и посмеялся.
— Как я могла вообще на тебя смотреть и с тобой разговаривать, если знала, что даже до того, как прийти ко мне, ты всегда… всегда… с ними… — Джайя скривилась, не находя слов в явном желании опорожнить желудок рвотой.
— Так вот, что тебя смущает? — Кхассав натуральным образом побелел. — Что я сплю с кем-то, кто не является раманин, в любое время и в любом количестве? Тебе кажется поводом считать меня последним недоноском, недостойным и одного твоего слова, то, что я стал другим дарить радости, которые ты отвергла? Джайя, — позвал он осторожно, чуть протягивая. Подошел ближе, от чего женщина пугливо попятилась. — А ты вообще знаешь, что такое государство?
Вопрос стал для раманин ударом даже большим, чем пощечина.
— Я знаю побольше твоего, Кхассав. Мой отец — Стальной царь, а моя мать…
— Какая разница, какое у кого прозвище? Джайя, правитель обязан в первую очередь быть хорошим правителем, а все остальное — потом. То, что для этого надо иметь хоть какую-то широту взглядов — к сожалению, да. Но в остальном, — Кхассав качнул головой, — у меня могут быть недостатки обычного человека, и тебе их не исправить, — потом вдруг тяжело нахмурился и ощупал женщину придирчивым взглядом. — Ты знаешь, почему на трон раману всегда претендуют девочки из танских домов?
Джайя молча хмурилась, понимая: чтобы она ни сказала сейчас, ответ будет не верен. Для тех, кто не в себе, существует только их правда.
— Потому что Праматерь велит биться за жизнь, будь ты мужчиной или женщиной. А ты знаешь, что такое битва? А, заморская царевна?
Джайя молчала, и Кхассав презрительно поглядел на нее сверху-вниз:
— Если ты хочешь почтения, которое положено раманин, будь раманин — тем же, чем являются дочери танов, которые не дрожат от каждого шороха за дверью.
— Я не…
Джайю перебили: в спальню тихонько проскользнуло несколько женщин и пара мужчин. Джайя с ужасом и негодованием посмотрела сначала на них, потом на Кхассава. Тот неожиданно разулыбался и, забыв о жене, уже расстегивал пуговицы на парадных штанах.
— Останешься? — предложил он вполне искренне.
— Ты чудовище, — шепнула Джайя, пятясь в двери.
— Я просто не боюсь своей матери, милая, — улыбнулся Кхассав. — Если не хочешь повеселиться, оставь нас, пожалуйста, — попросил ахрамад.
— С радостью, — презрительно выплюнула раманин и вскочила за дверь.
Бансабира проворочалась без сна почти всю ночь. Лишь под утро удалось подремать пару часов, и все равно поднялась она до завтрака.
Трудно откладывать действие в долгий ящик, если ты все решил.
Приказала Лигдаму собрать обильный провиант и седлать коня, взяла большую часть золота, что имела, подготовила легкий плащ, чтобы прятаться от пыльных бурь. Облачилась в привычное боевое одеяние — штаны и тунику. Вооружилась до зубов, припрятав всего пару ножей. Кажется, они становятся все более громоздкими на ее острую быструю руку и начинают тормозить движения. Пора идти дальше.
Будет время поразмыслить об этом в дороге.
Сразу после завтрака она наскоро простилась перед отъездом с раманом, которому сказала, что заболел ее сын, с дедом, которому сказала правду, и с собственной охраной, которая в один голос уговаривала госпожу "не делать глупостей". На переднем дворе у парадного входа женщина проверяла седловку, убеждаясь, насколько крепко затянуты все ремни. Солнце светило не так ярко, как днем раньше, и небо заволакивали тяжелые набухшие облака, которые взревут грозой через пару дней там, куда унесет их восточный ветер.