Гость из мира Death Note
Шрифт:
Он выпрямился в кресле и окинул взглядом помещение. Никого. L покосился на соседнее кресло. Конечно же, оно было пустым. Лайт уже давно был свободен и волен идти на все четыре стороны. Хотя он и остался в здании, всё теперь было по-другому.
L отвёл взгляд от места, где он так привык видеть всё это время Ягами-младшего, и устало потрогал переносицу, как делал всегда, когда пытался сосредоточится и выбросить из головы всякие посторонние мысли. Он уже не помнил, когда нормально спал последний раз. Так было всегда. Постоянная занятость почти не оставляла ему времени на нормальный человеческий отдых.
Да он и не мог иначе. Если перед ним стояла какая-нибудь сложная задача, L не терпел промедлений
Но L нуждался в отдыхе как и любой другой человек, поэтому его организм часто в конце концов шёл против своего хозяина, и Рюузаки, даже не смог бы припомнить сколько раз он просто напросто отрубался прямо в кресле, откинувшись головой на спинку или просто опустив её на сложенные на коленях руки; и спал мёртвым сном. А просыпаясь, он обязательно обнаруживал, что укрыт одеялом. Ватари... он иногда накрывал его своим пиджаком. И от этого в душе юноши расплывалось какое-то тепло, как же всё-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится, что кому-то не наплевать на тебя...
После пробуждения L кое-как слезал с кресла и, кряхтя как девяностолетний старик, делал пару кругов по комнате пытаясь размять затёкшие мышцы. Конечно же, благодаря своей столь своеобразной привычке сидеть, Рюузаки уже привык к неприятным ощущениям в ногах. Но уж если ты много часов проводишь в одной позе, сжавшись в комок в кресле, как хомяк в своей норке, то все конечности затекут так, что небо в фиолетовую крапинку покажется...
Ватари лишь качал головой, глядя на вечно бледного, с кругами под глазами воспитанника, кроме того ещё и постоянно травящего себя одними сладостями и кофе. Со стороны могло показаться странным, что L, при всём своём уме, казалось, не понимает, что такое пренебрежительное отношение к своему здоровью рано или поздно загонит его в могилу в худшем случае, в лучшем – сделает постоянным пациентом больниц. Но всегда приходится чем-то жертвовать, не так ли? Ничего не даётся просто так; и раз уж нужно помочь себе мыслить лучше, значит, придётся съесть тонну сладостей, раз нет времени отдыхать, и нужно работать, значит придеться выпить литр кофе.
L медленно помешал в кружке давно остывший кофе, стеклянными глазами уставившись в монитор. Прошло десять минут, прежде чем он понял, что читает одно и то же предложение двадцатый раз подряд, но смысл упорно ускользает. Парень машинально поднёс к губам чашку и сделал глоток. Поморщившись, отставил прочь холодный кофе. Надо попросить Ватари, чтобы приготовил ещё. Правда, сейчас детективу больше хотелось просто отдохнуть, чем сидеть в этой комнате, тщетно пытаясь заставить себя думать о деле. Глаза слипались. Но надо ещё решить, что делать с Тетрадью Смерти. И надо дать кое-какие указания Ватари. И правда так много дел.
Когда чувствуешь приближение смерти, начинаешь ценить каждую минуту своей жизни, и тем более не хочется тратить время на лежание в кровати.
А то, что его конец уже близок, L не сомневался. Но было не страшно, а больно от того, что всё случилось именно так, от невозможности что либо изменить «Рюузаки, мы повязаны с тобой одной цепью, если что-то произойдёт с тобой, то тоже случится и со мной...», «Дружба – это здорово! Мы теперь друзья, а Миса никогда не предаёт своих друзей!», «Хм... у меня стало больше друзей...». Казалось, всё это было
L тряхнул головой, пытаясь не думать обо всём этом. Но всё равно все его мысли рано или поздно возвращались к Лайту. Почему, почему именно он? Почему всё именно так? Почему он так сильно привязался к человеку, которому на него абсолютно наплевать? Даже больше. Который его ненавидит. Лайт, я кожей чувствую, как ты меня ненавидишь. Я представляю, как ты будешь смеяться на моей могиле.
Ни на секунду не покидает это болезненное чувство, что вот-вот должно что-то произойти. Ты из последних сил пытаешься что-то изменить, хоть как-то повлиять на события, но не можешь, и ни на секунду не покидает ощущение заговора у тебя за спиной. Когда ты понимаешь, что эти двое лгут тебе прямо в глаза, а ты стоишь перед ними и делаешь вид, что всё в порядке, и что ты по-прежнему непробиваемая стена, об которую сломает кости и зубы каждый, кто попробует её разрушить. А тем временем ноющая боль в сердце всё растёт, пока ты каждую минуту ждёшь удара в спину. И понимаешь что ты им не нужен, что ты ЧУЖОЙ, впрочем, как и всегда, что ты лишь преграда, которую без сожаления сметут с дороги.
L с ненавистью уставился на стол, на стоящий перед ним компьютер, на чашку кофе, тарелку с недоеденным сэндвичем. Он сам не понял, откуда в нём внезапно вскипела злоба. Такая сильная, что L непроизвольно стиснул кулаки и сжал зубы. Надоело! Всё надоело! Эта жизнь в собственной тени, в клетке, которую он сам же для себя и выстроил... постоянное одиночество! Эта битва, которой, казалось, не было конца! Почему он должен сидеть здесь, пялиться в этот стол, ломать голову над загадками? Он хотел жить, жить по-настоящему! Жить и наслаждаться жизнью! Почему он не может? Чем он хуже других? Чем?!
Ярость, которая кажется по крупице копится в нём всё это время, вырвалась наружу. На секунду, всего на секунду, L позволил ей овладеть собой, выпустил наружу свой гнев и отчаяние. Чашка с кофе была сметена со стола его рукой и, пролетев пару метров, стукнулась об пол, разлетевшись на куски. Осколки полетели в разные стороны, жалобно звякнула упавшая на пол ложечка.
Несколько секунд он просто смотрел на то, что осталось от чашки, и гнев, плескавшийся в его глазах, опять сменился на обычное флегматичное спокойствие. На мгновение L даже пожалел о своей секундной вспышке, но всё равно этот инцидент был единственным и больше не повторится. Чувства никогда не должны пересиливать.
L резко встал со стула и быстро вышел из комнаты. Дверь закрылась за ним.
* * *
Двумя месяцами ранее.
Почему я не был удивлён, когда Лайт предложил заключить себя под стражу? Ответ прост: я знал, что это произойдёт. Он уже и ранее поднимал эту тему, но я отказался, решив найти ответ другими путями. Глупо идти на поводу у подозреваемого, особенно если он настаивает именно на таком решении. Но в это раз Лайт был очень настойчив. Он так красноречиво убеждал нас всех, что может являться Кирой, даже не подозревая об этом; говорил, что не может спокойно вести расследование, не будучи уверенным даже в самом себе. Разыграл хороший спектакль, короче. Осталось только упасть на колени, заламывая руки. Хорошо стараешься, но тебе меня не обмануть такой простой уловкой. Во что ты играешь? Может быть, Кира? Ага... Ты не «может быть Кира», ты и есть настоящий Кира.