Гостья
Шрифт:
Кыр, наш дворовый пёс, учуял меня издалека и дважды радостно гавкнул, приветствуя хозяина.
Валлти появилась из дверей дома раньше расчётного времени на одну минуту. Как всегда, аккуратно одета. Не броско, на работу всё же, но со вкусом. Серая курточка и зелёная юбка с крупным тёмно-коричневым орнаментом по кругу. Каштановые волосы схвачены перламутровым обручем с голографическими звёздочками – это я его ей подарил! Через плечо у неё была большая сумка. Там обычно у неё медицинская форма и ещё что-то, что там ей нужно на суточном дежурстве. Увидев меня и мой джип на улочке напротив дома, жена замерла на мгновение на крыльце, а потом спокойно пошла к калитке.
– Привет! – Валлти чуть улыбнулась, садясь в машину. – А ты как здесь очутился? Ты же, вроде, должен быть на службе?
Мы тут же тронулись. Только сейчас до конца осознав, в какую глупую ситуацию сам себя поставил, я рассеянно улыбался, выворачивая на проезжую улицу из нашего проулочка. Я начал было подбирать слова, чтобы как-то отшутиться, но этого не потребовалось…
– Давно я этой куртки не видела, – Валлти провела ладонью по моему рукаву. – Случилось что-то?
Она бросила на меня долгий взгляд. В её серо-зелёных глазах опять поселилась тревога. Это я был виноват! Рука любимой чуть подрагивала… Или это через подвеску джипа так передавалась напряжённая вибрация колёс по укатанному гравию городской окраины?
– Да так, ничего особенного… – я старался не прятать глаза. – В Уарате поутру искупался… Нечаянно…
«И не сказав ни слова лжи!» – в приступе самоиронии я ещё успел мельком вспомнить эту известную формулу из кодекса звёздных охотников.
Тормознув на площади Медников, недалеко от остановки, где рейсовый автобус, только-только открыв двери, начинал наполняться пассажирами, я вдруг, неожиданно для себя, решил ей во всём признаться. Сам не знаю почему – я ведь и про историю с Гостьей, что случилась две недели назад, почти ничего ей не говорил…
Но едва я раскрыл рот, как Валлти, по обыкновению угадав мои мысли, остановила меня.
– Не надо, милый, – тихо сказала она, положив обе руки на мой локоть в подменной куртке. – Сейчас мне в автобусе и так всё расскажут…
Я крякнул, одновременно краем глаза пытаясь определить, не проступает ли на штанине выше колена выпуклость от повязки… Моя решимость вытаскивать на свет всю правду вдруг куда-то испарилась…
– Расскажут не всё… – через силу признался я.
– Может, и к лучшему? – грустно улыбнувшись, глянула на меня жена.
Я пожал плечами, машинально ловя ноздрями лёгкий запах её духов. А на самом деле у меня отлегло от сердца…
– Я многое про твою работу знаю, – Валлти протянула руку и провела пальцами по макушке, нащупывая шрамы, расходящиеся как лучики от моего темени. Это ведь она, в день нашего первого знакомства, штопала меня роботом-хирургом после стычки с диверсантами.
– Для меня главное, что ты жив и здоров. Я верю, что ты справишься со всеми мировыми проблемами сам. А я пока буду людей лечить…
Валлти говорила мне так уже много раз, и постепенно это стало звучать как заклинание…
– Волосы вот только тебе опалило, – жена потрепала меня по стриженому загривку. – Во время купания, я полагаю?
До отправления рейса на Пхата осталось меньше десяти минут, и мимо нас стали проходить, направляясь к автобусу, сиявшему на утреннем солнце чисто вымытыми окнами, знакомые и соседи. Из Медников многие работали в Пхата – на энергокомлексе и в медцентре. А в Верхнем Кодде почти все друг друга знают. С нами здоровались, и мы чинно здоровались в ответ. Валлти невольно заулыбалась – я догадался, о чём она думает: получился внеплановый показ мужа общественности. А что? Не так давно побрит, по лицу не бит, неплохо причёсан, штаны не перемазаны, куртка почти новая, машина служебная… И я понял, что автобусу сейчас будет что обсуждать все сорок минут пути… Но хорошо хоть не то загадочное ночное происшествие, от которого на Выселках перед рассветом стёкла повылетали…
– Может, подбросить тебя прямо до медцентра? – спросил я, молодецки поводя плечами.
На самом деле, от всеобщего внимания у меня вечно мороз по коже…
– Нет, – Валлти грустно покачала головой. – Тогда уж точно все поймут, что что-то серьёзное случилось…
Быстро вернувшись на базу, я, дав себе установку на предельную серьёзность, сразу проследовал в свой кабинет и уселся за стол. Я был полон решимости приступить к работе. Я знал, насколько важно именно сегодня завершить порученное мне две недели назад расследование. Даже если бы меня пристрелил сегодня тот треклятый робот или в реке бы я утонул – и то не было бы мне оправданием.
Я полез в свой личный сейф и достал оттуда чёрный цилиндрический чехол. Потом, вздохнув, осторожно вытащил из него и разложил на столе цветной листок плотного полупрозрачного пластика. Лист был красив. Он был оформлен со вкусом – в размещении текста и графики чувствовалась гармония. Восемь разноцветных квадратиков, заполненных убористыми колонками текста, которые занимали основную площадь листа, были вписаны в его контуры с явным знанием золотых пропорций, про которые мне рассказывали в юности в ремесленном училище. А в левом верхнем углу листа, не выше, не ниже, а как раз там, где ожидал глаз, красовалась золотая тиснёная восьмиконечная звезда, опутанная затейливым вензелем. Этот вензель со звездой был способен и сам по себе повергнуть в дрожь кого угодно из благочестивых жителей колонии, да и всех не слишком благочестивых заодно. Но, по-моему, точно выбранное место только подчёркивало величие… Это была шифропечать Космодрома.
Космодром – это звёздные ворота нашего мира. Но это не просто восьмиугольное бетонное поле десяти километров в поперечнике плюс всякие там здания. Даже детям известно, что это гигантское сооружение обладает искусственным интеллектом. И кто-то, между прочим, считает, что он разумен, этот древний колосс, созданный трудом и научными знаниями наших далёких предков… Так что большая буква для Космодрома в данном случае – это уже не только дань обычаям нашего языка писать таким образом наименования всего великого и непонятного. Скорее это имя собственное, или просто имя – как посмотреть…
Многое из того, что связано с Космодромом, по праву унаследовало от него заглавную букву. Это и Закон – свод межпланетных правил, которые Космодром требует соблюдать. Это и Жёлтая Полоса – граница нашего мира. Лётное поле Космодрома по периметру этой самой Жёлтой Полосой обведено. Точнее, дважды обведено. Всё, что оказалось внутри Внешнего контура, территорией колонии уже не считается. Если быть ещё точнее, то на лётном поле Космодрома много всего нарисовано, кроме Внешнего и Внутреннего контуров – всё оно расчерчено громадными восьмиугольниками под стоянки звёздных кораблей. А кроме того, по краям нанесена ещё и разметка под стоянки для контейнеровозов и полосы для движения транспорта, выделены всякие специальные сектора – целая система… И это не просто нарисованные линии: каждую из них охраняют могучие силовые поля. Если кто полезет по глупости напролом, не соблюдая процедуры – так даст, что только клочки полетят. И тогда сразу же и уважение восстановится, и Большая Буква.