Государь поневоле
Шрифт:
— И вообще, ты, Дима, избегаешь ответственности! — припечатал меня Майор. Учитель, судя по одобрительному кивку, так же поддержал эту мысль. Я посмотрел на Наташу. Она отвела взгляд — тоже так считает?
— Возможно, вы правы! Да, вы правы, я не хочу брать на себя ответсвенность. Я ведь сказал, что решать будет Пётр — это его жизнь, а я так "погулять вышел". Заставлять его не буду!
Учитель молча развёл руками. Голицын хотел что-то сказать, и уже открыл было рот, но передумал и отвернулся. Наташа прикоснулась к моей руке и улыбнулась. Значит ли это, что я ошибся, и она не осуждает мою нерешительность?
Глава 3
Вечером,
Там же вместе с пушкарями из Бутырского полка был и Андрей Черкасский. У его ног стояло два пузатых бочонка. Я с сопровождающими меня потешными занял место немного в стороне от позиции. Предложенным мне складным стулом не воспользовался, подошёл поближе, наблюдая, как солдаты заряжают "орудие".
Оказалось, что стрельба из пушки в XVII веке дело отнюдь не простое. Требовалось каждый раз последовательно чистить ствол большим банником, потом отмерять порох, забивать пыж, закатывать ядро и опять забивать пыж. Потом надо было прицеливаться, регулируя наклон деревянными клиньями. Засыпать в запальное отверстие порох и лишь после этого стрелять. Количество пороха определялось канониром приблизительно, основываясь на качестве, расстоянии до цели и состоянии орудия. Хлопок от выстрела не был особо громким, а вот дыма было много. Ядро летело медленно, во всяком случае, при особом старании, можно было проследить за его полётом.
При первом выстреле оно глухо ударилось в стену, отскочило и покатилось по берегу прямо в ручей. Двое из приданных нам солдат сноровисто подобрали его и потащили обратно. Так сделали ещё пару выстрелов. "Избушка" стояла, как ни в чём не бывало.
Мне стало скучно, а вот носителю это действо понравилось. С облегчением передал ему управление, устроившись в роли наблюдателя. Пётр сам стал учиться стрелять. Сделав несколько выстрелов, он попал ещё два раза. Потом к "орудию" были допущены и потешные. Те и из десяти раз лишь единожды угодили в сруб. После этого царь, ничуть не заботясь о сохранности нашего общего тела, забил чуть ли не тройной заряд и, с помощью канонира, утрамбовал в ствол ядро. Насилу я успел заставить его пригнуться, когда он поднёс запальник. По счастью пушку не разорвало, хотя отдача была так сильна, что обручи лопнули, и ствол упал в сантиметре от царской ноги.
Пётр досадливо пнул остатки орудия. В гневе крикнул:
— Дрянь пушчонка! Почто такую дали?!
Никто не отвечал. Царь обвёл глазами своих сопровождающих. Все отводили взгляд. Только один седоватый немец, куря трубку, хмыкнул:
— Великий царь, пушка дрянь, да порох больно хорош. Не для русский пушка порох.
Пётр повернулся, ища глазами Черкасского. Тот прятаться не стал, вышел вперёд:
— Великий государь, ты сам велел лучшего пороху привезти. Мне-то в приказе вчерашнего отсыпали, так я поменял.
— Так вели тащить сюда мушкетик мой, испробуем его на сём зелье — сказал царь успокаиваясь.
Подошёл Петька Голицын с мушкетиком. Пётр выхватил его и сам принялся заряжать. Оказалось, он вполне запомнил мои вчерашние экзерсисы. Все два десятка операций по подготовке к выстрелу он выполнил в правильной последовательности. Прицелился и выстрелил в тот же сруб. Отдача оказалась не в пример вчерашней сильна, и я с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть от внезапной боли в плече. При медленно горящем порохе пуля еле выкатывалась из ствола, а сегодня, наверное, и овраг перелетела. "Блин, это какая же отдача у настоящего мушкета? И дыму столько!"
— Зерр гут, ваше величество, вы есть кароший мушкетёр! Вы есть великий мушкетёр. — Снова услышал я голос немца. — Мой зольдат только после много палки запоминать.
"Ха, не знает болезный, что Петру считать в памяти раз увиденное — плёвое дело! Запоминаем всё влёт! Кстати, а кто это такой?"
— Ты кто таков? — Царь резко обернулся к говорившему.
— Фриц Гримман, канонир. — Иностранец снял шляпу и поклонился.
Вперёд вышел Матвеев:
— Пётр Алексеевич, сей немец говорил, что, коли ты пожелаешь, то он добрую потеху огненную учинить может.
— Потеху огненную говоришь?
— Я, я! Потекху! Фейерверкус!
— Когда?
— Та уше фсё хотофо! Яков, ком цу мир!
Из-за спин стольников-робяток показался тощий юноша, волоча связку труб с воткнутыми в них шестами. Когда он проходил мимо, рассмотрел поближе: "Да, не ошибся! Это точно ракеты! Блин, ещё и с оперением!". Помощник канонира внимательно смотрел на меня, как будто что-то пытался угадать. Взгляд его был какой-то чересчур не похожий на взгляд молодого ученика мастера. Слишком он был независимый, с легким вызовом и какой-то лихой насмешкой. Показалось, что именно он и был организатором этой потехи.
"Интересно, что за птица? Не подсыл ли Софьи?" — внезапное подозрение встревожило меня и испугало носителя. Я заставил Петра отойти подальше за спины своих сопровождающих.
Между тем Яков установил несколько ракет на склоне. Направил он их, правда, в сторону Сокольнического бора. Обернулся, ожидая команды. Царь нетерпеливо просился скомандовать начало. Уступил напору ребёнка.
— Поджигай! — и правильно уступил, я бы непременно добавил "Джамшут".
Немец разжился у пушкарей огоньком, осторожно поднёс горящий трут к фитилям и отбежал за шанцы. Оказалось, он успел все фитили свить сначала в один шнур, а потом разделить по ракетам. Поэтому залп был почти одновременным. По крайней мере, крайние две ракеты точно сорвались с направляющих в одно время. Взлетели они достаточно ровно и высоко, а взорвались с оглушительными хлопками. Пять больших огненных шаров вспухли над противоположным берегом лога. Два из них были окрашены в зелёный цвет, два были красными, а центральный ослепительно белым.
"Йопт! Это чего он туда насовал?!". Между тем Яков готовил следующий залп, теперь было уже трёхракетный. Эффект от него был похожим. Ребёнку эта потеха понравилась ещё больше чем стрельба. С недоумением он посмотрел на немца и его помощника. "Вот так Петя: хорошего — помаленьку!" — мысленно позлорадствовал я.
— А чего? Больше шутих нет? — спросил царь обижено.
Яков ответил быстрее своего мастера:
— Есть ещё одна, как герр Гримман говорит — "Град Коллосаль" — Тот же при этих словах слегка взбледнул лицом.