Государь поневоле
Шрифт:
— Ваше велитчество. — Напомнил о себе Лефорт.
— Скажи ей, что Фриц сей, задержан по государеву делу, для сыска. Казнить его не желаю, а утром говорить с ним буду. Да скажи, что потехой я доволен. Пусть не ревёт.
Женщина замолчала, пока Лефорт переводил мои слова. Когда он закончил, та что-то опять защебетала, но уже без воя. Я разобрал только что-то типа "данке" и "шпасипо". Детки тоже стали кланятся. Лефорт поклонился мне и стал потихоньку подталкивать просительницу к дворцовым воротам. Я заставил себя улыбнуться ей как мог ободряюще. В сущности, бедный Фриц не виноват, что Антон выбрал его как способ проникновения во дворец.
Когда немцы уселись в ждавшую их карету, я подошёл к капралу. Протянул руку:
— Давай
Тот недоумённо посмотрел на меня.
— Кольцо давай!
Взгляд уже растерянный. Внутри меня закипала злость на этого взяточника, нажившегося на страхе невинной женщины.
— Ну!
Служивый с сожалением полез в карман и извлёк из него довольно массивное кольцо.
— Батюшка-государь! — жалобно и с каким-то упрёком затянул он. Как же, я лишал его честно награбленного.
Я с каким-то наслаждением выдал ему ефимок и забрал кольцо.
— Миловал её я, так что кольцо моё!
В это время из охранной избы вышел их ротмистр и подошёл ко мне с поклоном. Я, с плохо скрываемым злорадством, стал ему выговаривать:
— Сей капрал за мзду дозволил на государев двор немцам взойти! Я мню, то с умыслом он сделал на здоровье царское. Ты, ротмистр, сам накажи его примерно, да с капральства сгони, коли ты не заодно с ним.
Бедный командир охранной роты стал бледнее всходившей луны. И уж теперь моё серебро взяточнику очень дорого достанется.
Ждать принятия мер к капралу от ротмистра я не стал и побрёл во дворец. Еле передвигая ноги, я поднялся в свою опочивальню и позволил Тихону переодеть царя. Ребёнок давно заснул, ещё когда я только двинулся от ворот к крыльцу. Мыться не стал, а камнем повалился на перину. Пережитый мной день был необычно богатым на события, и я заснул тотчас же, как моя голова коснулась подушки.
Глава 4
Следующий день оказался не менее насыщенным. Как обычно я встал с восходом — в первом часу утра. Гимнастика, обливание — всё прошло как обычно. В церковь на заутреню в обычные дни ходить не требовали, поэтому обошёлся короткой молитвой в крестовой комнате.
С переездом в Преображенское завтрак у царя стал более европейским. Стольники к нему не успевали приезжать, и компании особой для него у меня не было. Поэтому теперь получилось отойти от обычая и настоять на совместной трапезе с матерью и сестрой. Так и мне было привычнее, и самому Петру. К тому же, при поддержке Наташи, удалось снизить количество каш и внести в меню бутерброды да различные яичницы и запеканки, включая омлеты. Конечно, это было только в скоромные дни. Нарушать правила поста не позволили. Всё-таки государыня хоть и была по местным меркам благожелательна к новому быту, но и это имело свой предел. Сильно недоставало кофе, но я сдерживал его внедрение в обиход из-за возраста своего носителя. Зато в пост можно было есть чёрную икру! И даже без масла это было очень вкусно. Ещё я обнаружил, что чай в Москве уже есть в достаточных для царя количествах, и его пить не запрещают. Матушка-государыня поначалу забеспокоилась, не заболел ли я — пить каждый день лекарство, однако потом и сама пристрастилась к употреблению сего напитка с мёдом и лимоном. Когда же я узнал, сколько это стоит, то очень близко познакомился с серой амфибией — жаба три дня душила, но скоро привык.
Вот после такого завтрака нам и сообщили о прибытии командира Бутырского полка — стольника Родиона Жданова и главы Сыскного, бывшего Разбойного, приказа князя Фёдора Юрьевича Ромодановского. Естественно с ними прибыли и Голицын с Зотовым. Стольника притащил Майор — "порешать" вопросы караульной службы. А Ромодановский прибыл сам, узнав о вчерашнем "покушении" на мою особу.
Отправив Наташку к мамкам-нянькам, мы вдвоём с царицей вышли в большую переднюю палату. С полковником решено было просто — я рассказал правду о вчерашнем проколе караула, а матушка указала ему слушаться во всём моего кравчего. Затем был вопрос "покушения". Государыню успокоили совместными усилиями с Майором и Учителем. Князь Голицын сыск вечером провёл и готов поручиться за Якова. Фрица он предложил пока взять из Кукуя на службу в Преображенское "мастером огненных потех". Мне потом потихоньку объяснил это тем, что Брюс именно с помощью Фрица снаряжал ракету и добывал в Аптекарском приказе, да у кожевенников реактивы, то есть к секретам прислонился и отпускать его на волю чревато преждевременным раскрытием тайны нового зелья.
Вроде как всё устаканилось, но тут мы узнали характер князя Ромодановского — главный сыскарь на наше поручительство не повёлся. Пользуясь своим статусом давнего ближнего боярина и апеллируя к памяти покойного батюшки, он требовал непременного личного участие в сыске с передачей ему всех материалов и остатков ракет. Обязательно настаивал на допросе Якова Брюса и Фрица Гриммана, с пристрастием. Особенно почему-то Якова, хотя главным числился Фриц. Отбить допрос не удалось, но, из-за моего пожелания присутствовать при нём, договорились пока обойтись без пыток.
Оставив царицу разбираться с вовремя пришедшей ключницей, спустились в охранную избу. Сразу к Якову не пошли, для начала допрашивали немца. Его таки подвесили и уже пару раз ожгли кнутом. Вопросы задавал князь Ромодановский. Задавал хитро, с подковыркой. Я так понял, что он вёл эту парочку ещё с Москвы. Сыскной приказ в Москве почему-то контролировал все продажи химических материалов. Тощий подьячий из свиты Фёдора Юрьевича шустро подавал тому какие-то свитки с записями. Но особенно стараться боярину не пришлось. Фриц кололся быстро и качественно. Вот только ничего именно на умысел против здоровья государева в его показаниях не было. Обычная алхимия и авантюризм.
Фриц работал на пороховой мельнице мастером. Жил на Кукуе с женой и детишками. Яков к нему пришёл учиться огненному делу весной, после пасхи. Пороховой мастер взял его из жалости, по просьбе старого Вильяма Брюса. Малый оказался проворным и весьма способным к составлению хитрых пороховых смесей. Несколько измысленных им способов обработки зелья не знали и в Европе. Незадолго до бунта ученик подговорил мастера сделать фейерверк с новым зельем и показать его молодому царю. Если бы не карточный долг Лефорту, то Гримман никогда бы не решился на такую авантюру. Яков же обещал большой успех. А после того как он точно предсказал волнения стрельцов — старый Фриц стал ему верить почти безоговорочно. Три недели они набирали по знакомым аптекарям и кожевенникам необходимые ингредиенты. Первая, собранная по новой схеме ракета красиво взорвалась высоко в небе, как и было обещано. Две последующие летали так же хорошо. Они уже начали делать ракеты для своего предприятия, но тут кончились деньги и запасы. Пришлось идти к царю с тем, что есть. К несчастью, у Брюса оказалась большая ракета, которую они не испытывали. И вот вчера по настойчивой просьбе царя её и запустили, в чём Фриц и раскаивается. Но умысла на убийство государя не было — клялся он всеми богами и здоровьем близких.
Люди Сыскного приказа хладнокровно выслушали это всё и предложили принести угли. Пётр внутри меня оживился, ожидая такое развлечение, но я его обломал. Крепко упаковав носителя в подсознание, я упёрся и сказал, что прощаю Фрица, коли он останется работать при нас в Преображенском. Пришлось даже поиграть в переглядки с Ромодановским. Выиграл только при поддержке Голицына и Зотова.
Перешли к Якову. Того оказывается тоже поместили на дыбу. И уже принесли не только розги, но и горячие угли. Верёвку через блок натянули слабо, поэтому Химик просто стоял со связанными и чуть поднятыми за спиной руками. Пытки он сильно пугался. Губы его дрожали, а глаза бегали круг комнаты, задерживаясь на палаче, розгах и жаровне. Увидев меня, Антон радостно рванулся навстречу, но тут же завопил. Кат потянул и легко оторвал юношеское тельце от пола.