Государи и кочевники
Шрифт:
— Нет, пусть седлают коней. Съездим на Гурген.
Распорядившись, Якши-Мамед направился к кибитке старшей жены, толкнул ногой спящего, прикованного цепью к териму, раба. Тот пугливо вскрикнул и тем разбудил Огульменгли. Она засуетилась, зажигая свечу и ступая осторожно по кошме, чтобы не задеть спящих детей. С пугливой радостью думала: «Неужели пришёл с лаской и добрым словом?!» Но Якши-Мамед даже не улыбнулся ей. Бросил сухо:
— Дай мне тюмены, падша…
— Сколько, мой хан?
— Весь мешочек, который в сундуке.
— Вий, хан, что такое опять ты надумал? — запричитала Огульменгли, открывая сундук.
— Тише, тише…
Взяв мешочек с золотом, он сунул его под халат и привязал к поясу. И, проговорив: «Ну, спи», — ушёл в другую юрту к слугам распорядиться, чтобы седлали коня…
На рассвете, когда все джигиты были в сборе, приехал от русских Аман-Назар. Узнав, что шурин собрался в Кумыш-Тёпе, он попросил подождать и спустя час тоже был готов в дорогу. Выехали вместе.
Тихая пустынная равнина была ещё окутана ночной дремотой и не подавала признаков жизни. Серые каспийские волны с лёгким шумом ударялись о берег, словно пытались разбудить спящие степные просторы. Но ни море, ни ветер не были властны над ними. Их могло разбудить одно лишь солнце, но оно было далеко за горизонтом и посылало сюда лишь отсветы. Якши-Мамед ехал молча, о чём-то сосредоточенно размышлял. Он даже не повернул головы, когда Аман-Назар указал в море на русские парусники, к которым спешили гребные суда. Русские для него больше не существовали и, подумав о Карелине, он сказал себе, что не стоило рассчитывать ни на его силу, ни на его заступничество. У русских свои заботы — подчинить себе всех иомудов, а правит ими отец. Но ничего, Якши-Мамед заставит слуг ак-падишаха считаться с собой!
Кумыш-Тёпе встретил всадников суетливым передвижением людей. Все были словно чем-то напуганы, куда-то спешили и не обращали внимания на посторонних. Из большого огороженного двора, рабата, выходили купеческие караваны. И создавалось такое впечатление, что купцы убираются побыстрей и подальше, не распродав товары. Ещё не достигнув кибиток Аман-Назара, всадники поняли причину столь странного поведения жителей и гостей. От рабата к Серебряному бугру совершенно спокойно проехал на конях отряд каджаров. В кои времена было такое, чтобы персы чувствовали себя здесь как дома?!
— Да, видать, начинается такое, что не поймёшь— плакать или радоваться, — печально сказал Аман-Назар, слезая с коня у своих кибиток.
— Спешить не будем, — с некоторой опаской и каким-то злорадством отозвался Якши-Мамед. — Послушаем, о чём запоют каджары.
— Без песен ясно, что хозяевами сюда пожаловали!
Разговор их прервали подбежавшие слуги и Айна, увидевшая из юрты мужа и брата. Обласкав обоих улыбкой и приветствием, она проводила их в кибитку, распорядилась, чтобы служанка вскипятила чай и готовила обед, а сама подсела к ним на ковёр. Аман-Назар поинтересовался новостями и услышал, что персы появились в селении пять дней назад, побывали у всех ханов и старшин. Сюда тоже заглядывал Мир-Садык. Но когда узнал, что хозяин в Гасан-Кули у Кията, выругался и ушёл недовольный.
Якши-Мамеду стало ясно, что сейчас надо думать о войне, а не о кайтарме. Он хотел было спросить у Айны, как там поживает Хатиджа, но не решился. Благо, она сама догадалась, что брату не терпится узнать о молодой жене. Как только мужчины умолкли, Айна вставила слово:
— Ты-то, конечно, за своим яблочком приехал?
Якши-Мамед густо покраснел: не к месту, мол, такой разговор, но Айна не хуже его понимала это, добавила наставительно и строго:
— Надо
— Сходи к ним, — попросил Якши-Мамед. — Пусть она готовится в путь, калым у меня с собой.
Он передал сестре мешочек с золотыми тюменами и выразительно посмотрел на Аман-Назара. Тот понял, что и ему придётся участвовать в возвращении невестки с кайтармы. Решили: завтра же отправят Хатиджу на Атрек.
Вечером пришёл человек от Назар-Мергена с приглашением. Тесть звал, конечно, не забавы ради, не для того, чтобы лишний раз посмотреть на красавца зятя. Подходя к его подворью, Аман-Назар и Якши-Мамед увидели с десяток каджарских коней и услышали густой говор, перемежающийся смехом. Судя по всему, хозяин и его гости ладили между собой. И встретили они приглашённых улыбками, деланным восторгом и похлопыванием по плечам. Якши-Мамеда усадили рядом с Мир-Садыком, человеком, которого он всегда считал своим злейшим врагом. И теперь, нечаянно коснувшись его, почувствовал отвращение и даже зажмурился. А каджар заглянул ему лживо в глаза и сказал с подкупающей лестью:
— Дорогой друг, я не забуду ваш благородный поступок. Вы осчастливили моего брата, когда он вновь увидел на своей расшиве тех четырёх свиноедов. Пожалуйста, пейте этот чай… — Он поднёс Якши-Мамеду пиалу, а затем и две конфеты в обёртке.
— Моего зятя конфетками не возьмёшь! — важно сказал Назар-Мерген, приглаживая бороду. — А на двадцать тысяч харваров риса мы согласны, если дорогой зять не будет против.
Якши-Мамед вскинул брови. Чего ради каджары вдруг расщедрились на двадцать тысяч? Много лет идут бесконечные распри из-за того, что персы за охрану астрабадских берегов платят мало — только десять тысяч харваров риса! А теперь, значит, пошли на уступки? Испугались, что русские переманят туркмен к себе?
— На каких условиях шах будет платить? — спросил Якши-Мамед.
— Условия прежние, — с кротостью мыши отозвался Мир-Садык. — Иомуды не пропустят ни одного аламанщика к Астрабаду. А чтобы договор никогда больше не нарушался, его величество шахиншах про-86 сит прислать в Тегеран двенадцать аманатов [7] , сыновей здешних ханов…
— Слава аллаху, у меня нет сына, посылать некого! — хохотнул Назар-Мерген.
— Дорогой хан! — немедленно откликнулся Мир-Садык. — У тебя дочь трёх сыновей стоит!
7
Аманат — заложник.
Назар-Мерген побледнел и недобро сузил глаза, а Якши-Мамед схватился за нож.
— Ну-ка повтори ещё раз, что сказал, — потребовал он. — Повтори, собачий сын!
— Дорогой мой, зачем так, а? — залепетал каджар. — Зачем? Хозяин пошутил, я тоже пошутил. А ты шутки не понимаешь. Успокойся, дорогой. Одна капля гнева может испортить целое море радости!
— Успокойся, дорогой зять, — попросил и Назар-Мерген. — Гость и вправду любит пошутить. Говорят, если в Астрабаде услышишь смех, это значит — или хамзад [8] кого-нибудь щекочет, или Мир-Садык шутит… — И хозяин опять захохотал.
8
Хамзад — лукавый.