Готовность номер один
Шрифт:
— Витенька, будь добр, достань из буфета чашечки, — ласково, как ребенка, просит Зина и уходит на кухню кипятить чай.
Лезу за чашками. На них изображены целующиеся голубки. Наконец-то садимся за стол. Стараюсь не встречаться взглядом с Германом.
— Ты не забыла: сегодня выступаем в «Прогрессе», — говорит Герман Зине, наваливаясь на пироги.
— Не забыла, — говорит она.
— То-то же. А стряпаешь ты отменно. Клянусь. Дивная жена кому-то достанется.
— Будет смеяться, — перебивает Зина,
— Съел бы для порядка. Какое у тебя с кислинкой? Ха-ха!
Нет ничего глупее игры в лото. И все-таки мы проводим за этой игрой больше часа. Другой игры в доме нет. Выигрывает чаще Зина. В перерыве между партиями разговариваем о музыке. По мнению Зины, музыка — это лекарство от всех бед. Может, она говорит так, чтобы сделать приятное мне?
— Жутко хочу научиться играть на пианино! — мечтательно восклицает Зина, в который раз уже поправляя прическу, хотя в этом нет никакой надобности. — Соберется компания, чтобы повеселиться, потанцевать, и вот ты садишься за инструмент и сразу же становишься душой общества. Знаете, Витюша, может, организуете при клубе музыкальный кружок?
За ее слова хватается и Герман.
— И устами женщины глаголет истина, ха-ха.
Я говорю, что не гожусь в педагоги. Такое потребительское отношение к музыке меня просто бесит. И самое удивительное в этом то, что под таким углом смотрят на музыку очень многие, даже моя мама.
— Ерунда, уважаемый, — возражает Мотыль. — Поможем.
В шесть вечера я и Мотыль отправляемся в клуб. Зина говорит, что придет позднее.
Страница пятая
В клубе нас ждут конферансье Саникидзе и Шмырин, который всегда у кого-то на подхвате, помогает тому, кому делать нечего, как сказал про него однажды Мотыль. Сейчас Шмырин осматривает сцену: можно ли на ней выступать нашим акробатам.
Герман сыплет своими излюбленными словечками: сценично, кинематографично.
— К девяти вечера хотелось бы освободить зал для танцев, — говорит заведующий клубом Полстянкин — уже не молодой, но усиленно молодящийся, с большими залысинами и очень ровными и белыми, наверно, вставными, зубами.
— Потанцевать — это неплохо, — соглашается Мотыль, смешно подергивая ногами, — это не вызывает принципиальных возражений. Не правда ли, дорогие хозяюшки? — Тут он подмигивает девушкам, с обожанием поглядывавшим на него, такого высокого, статного и бойкого.
Герман уже перезнакомился с участниками самодеятельности фабрики. У него удивительная способность — нравиться людям. Эту его способность ценит и командование, зная, что, если Мотылю поручат организовать какое-то дело, он его организует.
В программу концерта Герман внес поправки — предложил мне вести музыкальное — сопровождение сольных номеров.
— Это не
— Хватит, старина, трепаться, — говорю, подделываясь под тон Мотыля. Кажется, что такое обращение придаст некоторую солидность, которой мне всегда так не хватает.
Девушка смотрит на меня с затаенным любопытством. У нее узкие и удлиненные, как миндалины, темно-карие глаза с прямыми, словно лучики звезд, ресницами.
— Трепаться — моя профессия, — говорит Герман с улыбкой. И мне сейчас кажется, что его развязность и грубость напускные. Говорят, что таким образом некоторые прячут свою застенчивость. Может, к числу застенчивых относится и Мотыль?
— Вы верно поможете? — спрашивает девушка и тоже улыбается.
У нее удивительная улыбка: едва уловимая, чуть дрожащая. Я даже смутился и почувствовал, что краснею.
— Если в моих силах, — говорю я, доставая зачем-то платок из кармана;
— Да, совершенно забыл вас познакомить! О, склероз! — восклицает Мотыль с некоторой театральностью. — Калерия, — представляет он девушку. — Зовущая и манящая — так, кажется, расшифровывает это редкое имя старая добрая латынь. Член комитета комсомола. На ней лежит вся культурно-массовая работа. Она же является…
— Не хватит ли, — мягко перебивает девушка. — А то нечего будет сказать обо мне в следующий раз.
Она подает руку. Рука у нее узкая в запястье, прохладная, с голубым перстеньком на безымянном пальце.
— Лера, — говорит она. Я называю свое имя.
— И фамилию, пожалуйста, — просит Калерия. — Иначе как буду представлять вас зрителям.
— Вы ведете концерт? — спрашиваю я.
— Вынуждена. Наш конферансье заболел.
Объяснение
Стахов решил поговорить с Беллой до начала приветственных выступлений и концерта. Спросил секретаря комитета комсомола, где можно увидеть Беллу. Блондинка посмотрела на него с откровенным любопытством, и он, вдруг смутившись, добавил, сам не зная для чего, что хочет проконсультироваться по поводу одной заинтересовавшей его модели.
— О, тогда я лучше познакомлю вас с главным инженером или с главным художником, — сказала девушка с озорной улыбкой. — Многоопытные товарищи, знаете ли…
— Зачем же их беспокоить, — он даже испугался, что она вздумает непременно выполнить свое намерение, — мне бы все-таки лучше увидеть…
— Понятно, — многозначительно произнесла девушка и повела его по длинному цеху мимо безруких манекенов и указала на дверь.
Стахов понял, что она догадалась, какого рода «модель» ему была нужна. И оттого злился на нее.