Говардс-Энд
Шрифт:
— Будь любезна, возьми назад слово «прихлебатели», — со зловещим спокойствием проговорила Хелен.
— Хорошо, — согласилась Маргарет, которая, несмотря на весь свой гнев, старалась избежать настоящей ссоры. — Мне тоже очень их жаль, но я просто отказываюсь понимать, как тебя угораздило привезти их сюда, да и самой приехать.
— Это наша последняя возможность увидеть мистера Уилкокса.
При этих словах Маргарет сделала шаг к дому. Она решительно не желала беспокоить Генри.
— Он уезжает в Шотландию, я точно знаю. И настаиваю на встрече.
— Да. Завтра.
— Я знала, что это наша последняя возможность.
—
— С ним миссис Баст, — подсказала Хелен.
Джеки тоже пожала протянутую руку. Она, как и муж, смущалась и — кроме того — была больна, и — кроме того — так чудовищно глупа, что никак не могла взять в толк, что, собственно, происходит. Она знала только, что вчера вечером эта дамочка влетела к ним как вихрь, оплатила аренду квартиры, выкупила заложенную мебель, обеспечила ужином и завтраком и велела ждать ее на Паддингтонском вокзале на следующее утро. Леонард слабо протестовал, и, когда наступило утро, сказал, что ехать не стоит. Но Джеки, полузачарованная, решила, что надо послушаться. Дама сказала, что следует быть на вокзале, значит, надо отправляться, и их спальня-гостиная сменилась Паддингтонским вокзалом, вокзал — вагоном, который трясся, становился сначала жарким, потом холодным, а потом вовсе исчез и вновь появился среди потоков дорогих запахов.
— Вы упали в обморок, — сказала ей дамочка испуганным голосом. — Надеюсь, свежий воздух вам поможет.
Наверное, он все-таки помог, потому что сейчас, среди множества цветов, Джеки и впрямь стало лучше.
— Я ни в коем случае не хочу мешать, — начал Леонард, отвечая на вопрос Маргарет. — Но вы были так добры ко мне, когда предупредили о «Порфирионе», что я подумал… ну, я подумал, что, быть может…
— Может, нам удастся помочь ему снова получить работу в «Порфирионе», — договорила за него Хелен. — Мег, тогда на набережной Челси мы здорово постарались. Да, мы здорово постарались в тот прекрасный вечер.
Маргарет покачала головой и вновь обратилась к мистеру Басту:
— Я не понимаю. Вы ушли из «Порфириона», потому что мы предположили, что это плохой концерн, так ведь?
— Именно.
— И перешли работать в банк?
— Я тебе уже рассказывала, — заметила Хелен. — А они сократили штат, когда он проработал там всего месяц. И теперь он совсем без денег, так что я считаю, что во всем виноваты мы и наш информатор.
— Мне все это неприятно, — пробормотал мистер Баст.
— Надеюсь, что так, мистер Баст. Но нет смысла ходить вокруг да около. Приехав сюда, вы ничего не добьетесь. Если вы собираетесь предъявить претензии мистеру Уилкоксу и призвать его к ответу за случайно брошенное замечание, то совершите очень большую ошибку.
— Это я их привезла! Все сделала я! — закричала Хелен.
— Могу лишь посоветовать вам сейчас же уйти. Моя сестра поставила вас в ложное положение, и самое правильное — сказать вам об этом прямо. В Лондон ехать слишком поздно, но в Онитоне есть хорошая гостиница, где миссис Баст может отдохнуть с дороги, и, я надеюсь, вы не откажетесь быть там моими гостями.
— Это не то, чего я хочу, мисс Шлегель, — сказал Леонард. — Вы очень добры, и мы, без сомнения, попали в ложное положение, но вы делаете из меня жалкого попрошайку. Такое впечатление, что я совсем ни на что не гожусь.
—
— Пошли, Джеки, — помедлив, сказал Леонард. — Мы только обременяем этих дам, а сами ничего не стоим. Они уже потратили кучу денег, чтобы помочь мне найти место, но им это никогда не удастся. Для таких ничтожеств, как мы, никакой работы нет.
— Мы бы желали найти для вас работу, — очень вежливо произнесла Маргарет. — Мы правда хотели бы… И я, и моя сестра. Просто вам не повезло. Идите в гостиницу, выспитесь хорошенько, и когда-нибудь, если сочтете нужным, отдадите мне деньги.
Но Леонард стоял на краю пропасти, а в такие моменты все видится очень ясно.
— Вы сам не понимаете, что говорите, — сказал он. — Теперь я никогда не найду места. Если богатые терпят неудачу в одной профессии, они берутся за другую. Но это не про меня. У меня была своя ниша, но я из нее выпал. Я мог вполне успешно заниматься одним определенным видом страхования в одной определенной конторе и получать за это жалованье — вот и все. Поэзия — ничто. Ваши деньги тоже ничто, если вы следите за моей мыслью. Я хочу сказать, что, если человек, которому двадцать с небольшим, теряет конкретную работу, с ним все кончено. Я видел, как это происходило с другими. Какое-то время друзья давали им деньги, но в конце концов они все равно падали в пропасть. Ничто не поможет. Весь мир против нас. Всегда будут богатые и бедные.
Он замолчал.
— Хотите что-нибудь попробовать? — предложила Маргарет. — Я не знаю, что делать. Это не мой дом, и хотя мистер Уилкокс будет рад видеть вас в любое другое время… Как я уже сказала, я не знаю, что делать, но я постараюсь сделать для вас что смогу. Хелен, предложи им что-нибудь. Возьмите сандвич, миссис Баст.
Они подошли к длинному столу, за которым еще стоял слуга. Покрытые глазурью торты, бесчисленные сандвичи, кофе, крюшон из красного вина, шампанское остались почти нетронутыми: гости не смогли всего этого одолеть. Леонард отказался. Джеки сказала, что немного попробует. Маргарет оставила супругов пошептаться и снова заговорила с Хелен.
— Хелен, — сказала она, — мне нравится мистер Баст. Я согласна, что ему стоит помочь. Согласна, что мы несем прямую ответственность.
— Нет, косвенную. Через мистера Уилкокса.
— Позволь мне сказать тебе раз и навсегда, что, если ты не изменишь своего к нему отношения, я ничего не буду делать. Конечно, с логической точки зрения ты права и имеешь основания высказываться о Генри весьма нелицеприятно. Только я не собираюсь тебя слушать. Так что выбирай.
Хелен смотрела на закат.
— Если ты обещаешь отвести их тихонько в гостиницу «Георг», я поговорю с Генри — но, имей в виду, поговорю так, как считаю нужным, без всяких нелепых воплей о справедливости. Меня твоя справедливость не волнует. Если бы речь шла только о деньгах, мы с тобой могли бы все решить сами, но он хочет получить работу, а этого мы не можем ему дать. Но Генри, вероятно, может.
— Это его долг, — проворчала Хелен.
— Долг меня тоже не волнует. Меня волнуют судьбы разных людей, с которыми мы знакомы, и то, как при существующем положении дел постараться кое-что улучшить. Мистер Уилкокс терпеть не может, когда его просят об одолжениях: таковы все деловые люди, — но я обращусь к нему с этой просьбой, рискуя нарваться на отказ, потому что хочу кое-что улучшить.