Грааль
Шрифт:
— Вот они, — выдохнул Передур, наклонившись ко мне. — Восемь. Я их вижу.
— Где? — Я не понимал, о чем он говорит.
— Там! — Передур положил руку мне на плечо и развернул туда, куда смотрел сам. Теперь и я увидел восемь огоньков на вершине соседнего холма. Честное слово, всего мгновение назад никаких огней не было! И, тем не менее, они были там, неторопливо покачиваясь на гребне холма. Я понял: это факелы, мы просто не видим пока тех, кто их держит. Пение и звук колокольчика приближались.
— Не самая лучшая ночь для путешествия, —
— Кто бы это мог быть? — спросил Передур, а затем предложил взять оружие и посмотреть.
— Не стоит. Они и так идут сюда. Просто подождем.
Мы ждали и скоро уже видели смутные очертания фигур, освещенных слабым светом факелов. Они приближались, ненадолго скрываясь из виду, когда спускались в лощину. Теперь я отчетливо различал восемь человек с факелами, и еще одного, шедшего впереди с колокольчиком — монахи, как я и предполагал, в рясах, развевающихся на ветру. Они пели на латыни, а передний так усердно звонил в колокольчик, что, казалось, совсем не замечал нас. И это было странно. Я бы на их месте немало удивился, встретив в холмах двух воинов.
Они шли и пели тихими заунывными голосами, с трудом переставляя ноги. Пыль, поднятая порывистым ветром, окутывала картину грязной пеленой; казалось, что монахи плывут в облаке пыли. Решив, что они уже достаточно близко, я вышел из темноты, подняв руки, показывая, что у меня нет оружия.
— Мир вам, добрые братья, — звучно произнес я сквозь завывание ветра.
Я вовсе не хотел напугать их, но у любого, неожиданно встретившего незнакомого воина посреди ночи в безлюдном месте, сердце забилось бы чаще. Но монахи просто остановились, причем в тот же момент, как услышали мой голос. Такое впечатление, что мое появление не стало для них неожиданностью.
— Привет вам, — крикнул я, подходя ближе. Они повернулись на звук моего голоса, и я только теперь увидел, что их лица скрыты повязками, словно все они были недавно ранены.
И они молчали! Шипели факелы, стонал ветер — и это были единственные звуки во всем мире. Так мы и стояли, разглядывая друг друга — Передур и я с одной стороны, девять монахов в рясах— с другой.
— Что вы делаете здесь в такую ненастную ночь? — спросил я наконец.
Ответил мне первый монах с колокольчиком.
— Мы идем поклониться нашему господину, — провозгласил он. — Близится время нашего освобождения.
— Мы проехали сегодня немало миль, но ни церкви, ни часовни поблизости не встретили. Где ваше аббатство?
— Наш храм под холмами, — голосом, хриплым, как отдаленный гром, ответил он.
— Мы тоже чтим Христа, — миролюбиво сообщил я. — Наш лагерь рядом. Можете отдохнуть у нашего костра.
— Христос! — гневно ответил, словно плюнул, монах. — Мы его не знаем.
— Тогда кому же вы поклоняетесь? — озадаченно спросил я.
— Наш господин — Митра! — торжествующе провозгласил он, и остальные монахи одобрительно повторили за ним это имя.
Если он рассчитывал поразить меня, то напрасно. Заявление монаха меня удивило, это так, но не настолько, чтобы поразить.
— Митра! — Я не скрывал изумления. — Этот старый убийца быков покинул Британию вместе с римлянами, так говорили святые люди — епископы Илтид и Элфодд. Они не просто святые, они — ученые люди.
— Митра жив! — безапелляционно заявил человек с колокольчиком. С этими словами он убрал с лица повязку, словно дамскую вуаль.
Открылось лицо, изуродованное болезнью; щеки и нос бедняги были изъедены, подбородок в язвах, губы почернели, а на лбу под покрытой струпьями кожей блестела кость. Вообще вся кожа лица сгнила, на нем живого места не было!
— Прокаженные! — выдохнул Передур.
Да, молодой воин не блистал манерами, но я не собирался показывать свой страх перед лицом страшной угрозы. Наоборот, я постарался улыбнуться, надеясь, что улыбка не выглядит слишком кривой.
— Я предложил вам гостеприимство и не отказываюсь от своих слов. Можете отдохнуть у нашего костра.
— Дурак! — ответил прокаженный хриплым шепотом. — Ты стоишь на земле, посвященной Митре.
Ветер рванул его плащ, который я поначалу принял за рясу, и в мерцающем лунном свете на груди его блеснула древняя лорика[2]; спата[3] с бронзовой рукоятью висела у него на бедре, а брошь на плече украшало изображение волчицы и слова «XXII Легион Августа».
— Славь великого Митру! — прошипел прокаженный.
А вот это было уже серьезно! Я осенил себя крестным знамением — так всегда поступают добрые братья в минуты испытаний, ища помощи у Отца Небесного. Движение было скорее инстинктивным, но результат оказался ошеломляющим.
Небо пронзила молния. Все вокруг озарилось ослепительным белым светом. Прокатился раскат грома. Я прикрыл глаза рукой. А когда снова осмелился взглянуть на мир, обнаружил, что мы с Передуром стоим на вершине холма, а ветер пытается сорвать с нас плащи, захлестывая их вокруг ног. Мы были одни. Девять прокаженных исчезли, не оставив после себя ничего, кроме запаха серы.
Глава 11
Еще один раскат грома прозвучал у нас над головами. Казалось, небо сейчас расколется и рухнет на землю дождем осколков. Я чувствовал, как Передур прижимается ко мне плечом.
— Здесь не обошлось без козней дьявола, — я изо всех сил пытался говорить спокойно. — До утра будем бодрствовать.
Вернувшись к нашему жалкому костерку, мы подбросили дров в огонь и сели поближе к племени, чтобы переждать беспокойную ночь. Таллахт спал.
Как только забрезжил рассвет, я отправился на вершину холма в надежде найти следы ночного происшествия. Но ветер хорошо поработал, никаких следов я не нашел. Зато заметил дымок от костра не так уж далеко от нас к югу. Разбудив Таллахта, мы оседлали лошадей и направились туда, где я видел дым.