Грабители
Шрифт:
Впрочем, Зельда ему практически не уступала, и они были, что называется, звездной парой.
— О, извините, босс, — произнесла она, отпуская Хвалецкого, а тот как ни в чем не бывало отрапортовал:
— Доброе утро, сэр, я к вам.
— Какие-нибудь проблемы?
— Да вот вас давно не было, и накопились бумаги на подпись.
Хорошо, оставьте папку и можете быть свободны.
Да, сэр.
Руди и Зельда обменялись страстными взглядами, и майор вышел.
Харченко посмотрел ему вслед, а когда повернулся к секретарше, заметил ее презрительную гримасу. Он был для Зельды только боссом. Позволь он себе что-то большее, чем похлопывания по попке, и она сразу подняла бы скандал.
— Зельда! — неожиданно громко произнес Харченко. — Немедленно ко мне в кабинет!
— А что случилось? — спросила секретарша обычным, на всякий случай недовольным, голосом.
— Сейчас все узнаешь, — резко ответил Харченко и грубо дернул Зельду за руку.
Пораженная таким необычным для ее начальника поведением, девушка позволила затащить себя в кабинет, но, когда Харченко стал заваливать ее на письменный стол, она предприняла попытку остановить его.
Однако это было нелегко.
Билл воспламенился в одно мгновение и представлял из себя раскаленный кусок металла. Его страсть и огненная жажда лишили Зельду способности защищаться, и спустя мгновение она уже была в его полной власти, созерцая туманным взором то качающийся потолок, то лицо Харченко с оскаленными в улыбке безумного торжества зубами.
Сам Харченко двигался, как автомат, поражаясь своей силе и выносливости. Трудная командировка, а главное, знакомство с Ханной привели его в состояние, к которому он втайне стремился всю жизнь. Это была та самая уверенность в себе, и именно о ней Билл столько слышал и столько читал.
Теперь он мог практически все и больше ни в чем не сомневался.
Билл видел себя несущимся табуном, он чувствовал себя ураганом, сметающим города, он ощущал могущество собственной стихии и ничтожность любого препятствия, встававшего на его пути.
На пике совместного исторжения Билл и Зельда закричали, как два лесных существа, как дети нетронутой природы. Она восторженно и радостно, а он протяжно и предупреждающе — здесь была его территория и он не потерпит соперников.
Когда все закончилось, Зельда надела то, что могла надеть, и села на краешек стола, приходя в себя и пытаясь осмыслить случившееся.
— Все, можешь идти, — разрешил Харченко, тоже приводя себя в порядок.
Зельда кивнула и молча пошла к двери. Уже взявшись за ручку, она обернулась и робко, с нетипичными для нее интонациями, спросила:
— Завтра мне приходить?
— На работу? — не понял Харченко.
— К вам, — так же тихо пояснила она.
— Приходи. В одиннадцать утра для тебя нормально?
— В одиннадцать — нормально. Зельда уже открыла дверь, когда Харченко, что-то вспомнив, спросил вдогонку:
— А что у тебя с Хвалецким?
— Теперь уже ничего.
71
В комнате с низкими потолками, где гудели от напряжения пучки оптических кабелей, находился весь состав дежурной смены. Вот уже полчаса никто не отходил покурить и не заводил посторонних разговоров. Все операторы образцово и показательно выполняли свои обязанности.
Целая панель мониторов была заброшена ради одного-единственного экрана. Именно по нему шла трансляция из кабинета финансового руководителя торгового агентства Билла Харченко.
Сегодня финансовый босс выступал в несвойственной ему прежде роли сексуального гения.
Сальные шуточки и смешки были позабыты на десятой минуте со времени начала спектакля, и дальше несчастные соглядатаи только жадно внимали и постигали сложную науку настоящего атлетического секса.
Когда сеанс завершился полностью, вся смена из двенадцати человек с облегчением вздохнула, будто каждый их них принимал участие в этом удивительном и изнуряющем марафоне.
— Подумать только, — произнес капрал Делон, разминая сигарету. — А ведь был обычным толстячком, подгребающим все, что плохо лежит. Откуда в нем такая силища вдруг появилась?
— Его сегодня даже Главный хвалил, — в нарушение инструкции сообщил сержант Фокин. В его обязанности входило слушать самого Главного.
— Но Главный хвалил его до, а не после того, как он отделал Зельду.
— А может, у него крыша съехала? — предположил кругленький Олештосс. Ему не хотелось верить, что человек его комплекции может совершать такие подвиги в здравом рассудке. Это налагало на Олештосса новые неисполнимые обязательства.
«Хорошо, что этого не видела моя жена», — подумал он и вздрогнул, когда кто-то шепнул:
— Босс идет!
Все операторы, словно мыши, разбежались по своим норкам, и нераскуренные сигареты тотчас исчезли в карманах и вспотевших кулаках.
— Так, сук-кины дети! Пивко сосем или на службе стоим?! — Это была коронная фраза генерала Линкольна, и она означала неприятности для любого, кто ее слышит. — Старший смены!
— Я, сэр! — прокричал капрал Делон.
— Почему люди бездельничают?! — проревел Линкольн.
Ответа на этот вопрос не существовало, ибо утверждать, что люди не бездельничают, означало противоречить начальству, а значит, подбивать всех на бунт и так далее, вплоть до суда военного трибунала.
Заходить в пререканиях с генералом так далеко никто не собирался. Поэтому все молчали. Молчал и капрал Делон.
— Какие новости? Покушение на императора? Заговор? Курение в туалете?
— Только незначительный случай в кабинете финансового директора Харченко, сэр, — осторожно
предложил капрал.
— Что, опять спер миллион? Это не страшно и не важно. Этот толстый перец экономит империи миллиарды.
— Там несколько другое, сэр… Есть видео.
— Видео? — Генерал испытующе посмотрел прямо в глаза капралу, и тот невольно поежился. — Ладно, поставь.