Грабители
Шрифт:
— Когда-то я, как и ты сейчас, ехал ему навстречу, оставив дома свою семью, попрощавшись с жизнью, но он оставил меня в живых, забрав себе лишь моего пестрого лабуха.
— А что он с ним сделал?
— Турган Вильямс прокусил ему голову и отсосал весь мозг, а затем отшвырнул тушу в сторону. Вот как это было…
— Ах! — воскликнул парламентер и закачался в седле.
— Слушай, ты не слишком затянул эту комедию? — спросил полковник, нарушив монолог Торрика. — К тому же я не понимаю ни слова.
— Хорошо, достопочтимый сэр, я уже заканчиваю, — кивнул Торрик и, обратившись к терявшемуся в догадках парламентеру, произнес доверительным тоном: — Он потерял терпение, брат. Тебе нужно поспешить. Пусть турган Мадраху придет сюда лично, и тогда нам удастся спасти Люктинг — это я тебе обещаю.
Получив такие заверения, парламентер дал лабуху шпоры и, развернув его на месте, помчался обратно в город.
Ушастый скакун крутил головой и кусал уздечку, однако резво перебирал кривыми ногами, унося своего неловкого наездника.
Через минуту оба они скрылись за домами.
— А если он не вернется? — сказал полковник и, повернувшись к бойцам, спросил: — Если не вернется, пойдем штурмом, братки?
— Об чем речь, сэр, — руками передавим, — заверил Вильямса рядовой Позниц, исполнявший роль командира взвода.
Чумазые солдаты с обветренными лицами и запавшими глазами заулыбались, однако их руки крепко сжимали винтовки, а опустошенное сознание не знало возврата в прошлое, ибо воспоминания хранили только тлен. Слишком мало их осталось, чтобы называться взводом, и все же слишком много, чтобы отступать назад. Любой из этих уцелевших счастливчиков готов был с честью принять смерть, потому что сюда, на Ловус, удалось захватить только две эти вещи — честь и доблесть. С жизнью они уже были в разводе, и этот факт оставалось только узаконить.
Как ни тянулись считанные минуты, турган Мадраху не заставил себя долго ждать. Его повозка, запряженная шестеркой чёрных как смоль лабухов и украшенная драгоценными камнями, выскочила из-за невысоких строений и понеслась на пределе возможного. Возница нахлестывал откормленных животных, и те, оскорбленные таким отношением, мотали головами и обильно роняли на траву дымящийся навоз. Сопровождавшие тургана охранники скакали следом за его экипажем, а их руки, не занятые привычным оружием, болтались как ненужные придатки.
Вознице с трудом удалось сдержать пытавшихся разбежаться лабухов, и экипаж наконец остановился.
Разукрашенная дверца распахнулась, и первым на землю спрыгнул лакей. Он разложил деревянные ступени и, отойдя в сторону, склонился в поклоне, предназначая его то ли грозным гостям, то ли своему повелителю.
Мадраху осторожно ступил на верхнюю ступень и окинул взглядом ближайшего робота. Слуга не соврал. Стальной гигант действительно выглядел так, будто только что прибыл из огненных миров Одоса. От него исходил жар и пахло смолистой копотью.
Раздваиваясь между желанием понравиться посланникам миров Одоса и в то же время сохранить подобающее тургану величие, Мадраху сошел вниз и, приветственно потрясая державным жезлом, воскликнул:
— Приветствую вас, «братья Василия», на жалком островке суши, которым я управляю. Входите почетными гостями и вкусите лучшие плоды нашего труда!
Мадраху замер с воздетыми к стальным великанам руками. Оставив на лице улыбку, он внимательно следил за реакцией тех, кто сидел на железном экипаже.
Их лица пугали тургана. Пугали своей безжизненностью и спокойствием. Они были похожи на отражения, которые появлялись в зеркале ночью, когда их хозяева спали.
«Будь трижды глупец тот, кто посмеет перейти им дорогу, — в отчаянии подумал Мадраху. — Я больше никогда не послушаю своих подлых советчиков, если, конечно, проживу еще хотя бы час».
Размышления тургана были нарушены голосом главного из этих непостижимых существ.
— Откуда ты знаешь наш язык? — спросил он. — Я думал, его знают только в Урюпине.
— Мой учитель — Клормак, был из Урюпина. К несчастью, он покинул этот мир, когда я был еще неразумным юношей. Тем не менее этот язык я освоил лучше других его учеников.
В ответ на его учтивую, как показалось тургану, речь вожак задумался. Потом он взглянул на Мадраху так, что тот почувствовал: главный что-то взвешивал. Возможно, его — Мадраху — жизнь сейчас лежала на чаше тех весов.
Турган внутренне напрягся, чтобы в случае необходимости принять смерть достойно. Он был обязан умереть так, чтобы об этом слагали легенды. О нем, Мадраху из рода Ромштук, будут говорить только хорошее.
Однако турган напрасно боялся. Ничего плохого с ним не случилось.
Главный только сказал ему:
— Окажи нам услугу, мы хотим отдохнуть…
— Это именно то, о чем я мечтал, — с улыбкой и наибольшим количеством смиренной радости в голосе произнес Мадраху. — Мои лучшие покои, в самом центре Люктинга, будут к вашим услугам.
— Нет, в центре мы не можем. Мы удовольствуемся и более скромными апартаментами, но на краю города. — И, указав на нависающие силуэты «скаутов», главный пояснил: — Им нужен простор…
«О да, — подумал Мадраху, посмев еще раз взглянуть на одного из гигантов. — Духи этих воинов не терпят тесноты».
Тургану приходилось видеть последствия сумасшествия дольтшпиров или стремительных эспора, однако эти великаны казались страшными, даже оставаясь на месте.
«Что будет с городом, если они выйдут из повиновения? — промелькнула в голове Тургана страшная мысль. — Пусть будут на просторе. Люктингу нужна безопасность».
76