Грабители
Шрифт:
Делон повернулся юлой и, пробежав пальцами по кнопкам, запустил интересующий Линкольна файл.
Звук был отличный, цвет тоже, и яркая динамичная картинка произвела на генерала ни с чем не сравнимое впечатление.
Усилием воли он оторвался от экрана и сказал тоном, исключающим личное любопытство:
— Сделай копию. Мне нужно это для работы. Как только дискета была готова, он сразу же ушел — работать.
72
Генерал Роберто Линкольн вернулся в свой кабинет и тщательно прикрыл дверь. Затем резким движением отодвинул в сторону большую картину. Там, за огромным холстом гидроимпрессиониста Пабло Петухова, Линкольн прятал свой мобильный командный пункт.
Повинуясь нажатию кнопки, в стене распахнулись створки потайного шкафа и навстречу хозяину выехал металлический столик. Почти все его пространство занимала стойка, на каждой полочке которой был привернут ящичек с мигающими лампочками и контрольными экранами. От каждого из приборов тянулось множество проводков, которые уходили в стену и где-то далеко, внутри магистральных галерей, пробегали до спутниковых тарелок и ретрансляторов.
Отсюда, из этого кабинета, генерал Линкольн мог изменить течение любой секретной операции, заглянуть в спальню премьер-министра и в туалет начальника штаба.
Контроль за всеми стал главной идеей генерала Линкольна с тех пор, как он стал шефом имперской службы безопасности. Исключение составляли только простые граждане империи, и оттого они и были, как говорил Линкольн, основной сволочью.
Эта неприязнь и даже враждебность по отношению к гражданам собственного государства были основаны на чувстве бессилия, которое испытывал Линкольн, понимая, что он не в состоянии досмотреть каждого из них.
Подтащив к металлическому столику казенный стул, генерал занял место за командным пультом и открыл электронный файл, где скапливались донесения за последние сутки.
«Беспорядки на сталелитейных заводах на Кубуте», «Драка на вручении премии Хаскера», — читал Линкольн, недовольно пожевывая губами. В отсутствие других событий, а может, от нерадивости, его подчиненные подавали какие-то сводки вечерних новостей. «Тайный сговор секты капингов», «Распродажа женских гигиенических салфеток по сниженным ценам! Спешите!».
Генерал ничего не понял и прочитал еще раз.
Когда до него дошел смысл написанного, он выругался громче и длиннее обычного, а затем немедленно связался с фильтровочным узлом:
— Вы там чем занимаетесь?! Откуда в служебной сети реклама?! — закричал Линкольн.
Ему начали что-то сбивчиво объяснять, но, так и не дослушав, генерал оборвал связь. Он в ярости боднул головой воздух и, чтобы привести нервы в порядок, достал из кармана дискетку с художествами Билла Харченко. Линкольн взвесил дискету на ладони и поставил на просмотр.
И снова на него обрушился водоворот чужих страстей, таких страстей, что впервые за много лет они не оставили Линкольна равнодушным.
Когда запись закончилась, генерал еще несколько минут сидел, уставившись в пустой экран, а затем, поборов желание поставить ролик сначала, вернулся к своим донесениям.
«Предложение информации, порочащей доброе имя вооруженных сил», — прочитал генерал длинное название нового файла и, подумав, открыл его.
Уже после первого абзаца Роберто Линкольн осознал серьезность этого документа.
Информация о пропаже людей на Конфине была закрыта грифом «Совершенно секретно», и на поддержание этой тайны уже были истрачены десятки миллионов. И вот — возникла утечка. Кто-то пытается нажиться за счет интересов государства.
Генерал тут же связался с бюро на Алокайне, откуда пришло это донесение, подписанное неким лейтенантом Кетлером.
— Первый департамент, — представился генерал дежурному офицеру. — Мне — лейтенанта Кетлера.
— Одну секунду, сэр, — с готовность отозвался дежурный, угадав в стальном голосе силу высокой власти. Скоро Кетлер был найден и соединен с генералом.
— Нужно ли мне представляться вам, лейтенант? — спросил генерал, проверяя сообразительность офицера.
— Нет необходимости, сэр.
— Отлично. Что вам известно о поставщике информации?
— Только то, сэр, что он является посредником и руководит одной из селфмейкерских компаний.
— Одним словом — легальный террорист.
— Согласен с вами, сэр.
— Его имя?
— В разработке, сэр.
— Когда узнаете?
— Думаю, в течение ближайших суток.
— Хорошо.
Линкольн помолчал. Этот лейтенант ему нравился. Возможно, потому, что говорил так, что слова только от зубов отскакивали.
— Хорошо, — повторил генерал. — Держите меня в курсе дела, лейтенант. Лично.
— Есть, сэр, — четко произнес Кетлер, и Линкольн не услышал в его голосе никакой лести, восторга или подобострастного дрожания.
«Нужно будет навести о нем справки», — подумал генерал и, не произнеся больше ни звука, отключился.
73
Намазанный тональным кремом и прикрытый новым париком, Берти Филсберг почти ничем не отличался от себя прежнего. Напротив, легкая искра в окраске искусственных волос придавала ему налет сытости и надлежащего ухода.
Приходивший на очередную взбучку Малыш Шварцвальд так ничего и не заметил. Он выслушал очередные напутственные слова и ушел, понурив голову.
Это теленок был непрошибаем, однако Берти его не уволил — в последнее время ему все чаще хотелось быть хорошим.
Впрочем, это не распространялось на Чингиса и Царика. Этих людей Филсберг считал своими личными врагами, и теперь он был просто уверен, что они «начал и первые».
После Шварцвальда зашла Зизи Стриж. В отсутствие босса она выполняла роль руководителя. Теперь, когда Бертран вернулся, Зизи снова возвратилась к роли недоростка, злоупотребляющего алкоголем и крепким табаком.