Град Ярославль
Шрифт:
— Не ищи, Митя, невесту знатнее и богаче себя, дабы быть господином в своем доме.
— Ты права, матушка. Всякий выбирает невесту по своему разумению.
Женой Дмитрия стала юная девушка Прасковья Варфоломеевна. Была она тихой и покладистой, во всем смиренно подчинялась свекрови, как того требовал обычай. Дмитрию же она принесла многих детей.
В пятнадцать лет молодого князя позвали на государеву службу, дав ему чин стряпчего. Стряпчих при дворе было несколько сот, которые жили в Москве для «царских услуг» по полгода, а затем разъезжались по своим селам и деревенькам.
Куда
Но больше всего Дмитрию нравилось, когда стряпчие несли ночью караул на Постельном крыльце государева дворца. Их облачали в красные стрелецкие кафтаны, выдавали бердыши, навешивая на грудь (через плечо) берендейки с дробом и пороховым зельем. Каких либо происшествий не случалось, но караул хоть как-то напоминал Дмитрию ратную службу.
Двадцать лет миновало Пожарскому, но он так и остался в чине стряпчего. Это задевало его самолюбие, ибо сыновья бояр, в пятнадцать лет начиная службу стряпчим, уже через год-другой становились стольниками. «Родов дряхлеющий обломок» остался царем невостребованным. Но не в царе дело: откуда ему ведать про всех стряпчих Двора? В чины стряпчих вельможи двигали, зачастую не по заслугам, а по породе. Бывает, такого тупицу в стольники произведут, что уши вянут. Иные же через лизоблюдство пробиваются, а кто в чин вошел лисой, тот в чине будет волком.
Дмитрий Пожарский ни перед кем не прогибался, на всю жизнь, взяв на себя обет: честь — всего дороже. С таким девизом жил его прадед, а теперь и его деятельная мать, Мария Федоровна, которая слыла на Москве, как одна из самых праведных дворянок.
Когда Борис Годунов взошел на престол, то он приказал подыскать для своей дочери, царевны Ксении, добропорядочную «верховую боярыню».
Москва боярская всколыхнулась! Жены родовитых из родовитых лелеяли надежду быть приставленными к царской особе, но выбор пал на… «захудалую» Марию Пожарскую, имеющую безупречную репутацию. И все же выбор Бориса Годунова ошеломил московскую знать. Наиболее дальновидные толковали:
— Дело не в Марии Пожарской. Никак царь помышляет на высокие роды замахнуться. Не зря был любимцем Ивана Грозного.
Мария Федоровна стала верховой боярыней царевны, а ее сын получил не только чин стольника, но и одно из поместий в Подмосковье.
Жизнь Дмитрия круто изменилась: он «нежданно-негаданно попал в круг лиц, составлявших цвет столичной знати». Не стоять ему больше на Постельном крыльце, а ездить с небольшими посольскими поручениями за рубеж, быть в товарищах ратных воевод, наведываться по государевым делам в те или иные Приказы, присутствовать на посольских приемах.
Но вскоре началась война. На Русь вторгся Самозванец. Дмитрий Пожарский, купив в Конюшенном приказе боевого иноходца за двенадцать рублей, отбыл в царское войско. Вот где ему сгодились ратные уроки.
Глава 13
БОРИС
Деревянные хоромы князя Дмитрия Пожарского не велики и не малы, но срублены со вкусом. Тут и «передняя» с теплыми сенями, и «комната» (кабинет), и опочивальня, и «крестовая», и «мовня», соединенная с опочивальней холодными сенями.
Второй ярус хором занимали светлые чердаки-терема с красными оконцами и гульбищами, искусно изукрашенными башенками, резными гребнями и золочеными маковицами. Крыша хором покрыта шатровой кровлей (шатрами) с двуглавыми орлами, единорогами и львами.
«Толковые мастера хоромы ставили», — невольно подумалось Первушке.
Белая изба (с горницами и повалушами) стояла на жилом и глухом подклетах, что было для Первушки новинкой. (Обычно избы стояли на одном подклете). Жилые подклеты, в которых размещались людские — были с волоковыми окнами и печью; глухие — рубились без окон и даже без дверей, хозяева входили в них с верхнего яруса по лесенке. Здесь хранились «казенки», в которых содержалась казна (пожитки, меды, вина…).
Светлица, стоявшая на женской половине, имела четыре косящетых окна, прорубленных со всех сторон, ибо свет надобен для рукодельниц, кои вышивали золотом, шелками и белым шитьем.
Резные крыльца, сени, сенники — всё ладно, добротно. Первушка уже ведал про особинку сенника. Он отличался от теплых хором и от сеней тем, что на его дощатом или бревенчатом потолке никогда не посыпалась земля, ибо в сеннике во время свадьбы устаивалась брачная постель, а древний обычай не допускал, чтоб у новобрачных над головами была земля, которая могла навести их на мысль о смерти.
Первушка, угодив в хоромы, отметил, что стены и потолки обшиты тщательно выструганным красным тесом. Такое он видел в хоромах Надея, но у того часть покоев была брусяной, с нагладко выскобленными стенными и потолочными брусьями.
Все нутро хором Дмитрия Пожарского было покрыто шатерным нарядом — тканями и сукнами, а все подволоки сеней украшены резьбой из дерева, и позолочены сусальным золотом.
Привлекли внимание Первушки и полы хором. У Надея они были устланы косящетыми досками, здесь же — дубовым кирпичом — квадратными дубовыми брусками, расписанные зелеными и черными красками в шахматном порядке, и аспидом. Цепкий глаз Первушки определил: бруски до шести вершков шириной. Но на что они настилаются?
Позднее дотошный подмастерье изведал, что дубовые кирпичи выкладываются на сухой песок со смолой, или на известь, и уже тогда у него мелькнула мысль: не худо бы изготовить такой пол для нового храма, который задумал возвести в Ярославле Надей Светешников.
А сейчас в сопровождении Марея Толбунца они шли с приказчиком Иваном Ломом к отведенной им горнице и оба удивлялись. Статочное ли дело, чтобы князь простолюдинов в свои хоромы на ночлег позвал?! Ну ладно, купец Светешников, человек даже на Москве известный, с князем дело имел. Они же — людишки малые, их место в холопьем подклете, а князь им в белой избе горницу отвел.