Грань бессмертия
Шрифт:
Я оказался в довольно неловком положении.
– Сеньора де Лима имела в виду не это, прося меня съездить сюда, начал я, но священник снова прервал меня.
– Не надо ее защищать. Быть может, вас удивляет, что я не скрываю от вас, человека, которого вижу впервые, моего критического отношения к поступкам сестры. Но я думаю, что, будучи ее представителем, вы должны знать все. Кроме того... я не люблю лгать. Это не облегчает мне жизнь, но таков уж я есть... и, наверно, таким останусь...
– Речь идет об эксгумации, - перешел я к сути дела.
– Эксгумации?! Кто это придумал?
– взорвался он.
–
– Никто не намерен переносить останки. Эксгумация должна быть произведена в целях судебно-медицинской экспертизы.
Альберди, казалось, потерял дар речи, наконец он произнес:
– Не понимаю... Экспертиза? Зачем?!
– Я объясню вам подробнее, в чем дело. Вы знакомы с завещанием Браго?
Он утвердительно кивнул.
– Составляя завещание, Хозе Браго, очевидно, действовал под влиянием глубокой обиды на свою бывшую супругу. И Марио оказался обойденным. Поэтому мы собираемся опротестовать завещание.
– К чему?! Через полтора года Марио достигнет совершеннолетия и будет вскрыт второй конверт. Я убежден, что Хозе не мог лишить своего сына наследства.
– Институт Барта имеет право по своему усмотрению распоряжаться суммами, которые в данное время поступают на его счет.
– Опять ее интересуют только деньги!
– воскликнул священник.
– Она ничуть не изменилась! А может, вы ее склонили к этому? Ведь вам, ее адвокату, это должно быть выгодно... Скажите откровенно!
Он смотрел на меня с нескрываемой неприязнью.
Разговор принимал нежелательный оборот, и я попытался как можно искреннее объяснить Альберди, как оказался втянутым в это дело и чего рассчитывает добиться моя клиентка.
Но мой собеседник так и не мог понять, чем вызвана эксгумация.
– У сеньоры де Лима есть подозрения, что Хозе Браго умер насильственной смертью. Быть может, удастся что-нибудь обнаружить...
– Спустя шесть лет?! Да и вообще - это предел непорядочности подозревать Боннара в убийстве. Что-что, но на это он не способен.
– Я того же мнения. Но в данном случае нам хотелось бы выяснить лишь одно: не применялись ли недозволенные методы лечения. Говоря откровенно, это тоже не представляется мне очень убедительным. Тяжба обещает быть весьма продолжительной, если только мы не отыщем явных доказательств. Честно говоря, я не любитель такого рода дел. Но я не в силах убедить сеньору де Лима...
Священник, казалось, не слышал моих слов.
– Это верх непорядочности, - повторил он, глядя в пол.
– Я прекрасно знаю Боннара. Это исключено. Я не согласен с ним во многом, но это человек благородный!
– Существуют подозрения, что он экспериментировал на Браго... Вашей сестре кто-то говорил об этом.
Альберди поднял на меня глаза.
– Случайно, не... Лопец да Сильва?
– Не знаю. Это имя мне ни о чем не говорит. Кто это?
– Управляющий местной плантацией...
– Он заслуживает доверия?
– Спросите Долорес, - коротко и неприязненно засмеялся Альберди и, неожиданно сменяя тему, сказал: - Я не соглашусь на эксгумацию. Разве что судебные власти этого потребуют... или сам Боннар.
Он встал,
– Не лежит у меня сердце к этому делу, - пытался я еще как-то продолжить разговор.
– Однако, думаю, мне следовало бы предварительно побеседовать с самим Боннаром. Хотя бы ради того, чтобы убедиться, что нет иной возможности избежать скандала.
– Не думайте, что этот разговор вам много даст. Боннар человек тяжелый...
– Скажу откровенно: быть может, я просто пытаюсь найти для себя аргументы, которые позволят мне... отказаться от этого дола. Как ближе проехать в институт?
– Я вам покажу... Идемте.
Мы вышли на крыльцо, а потом, обойдя домик, остановились у высокой кладбищенской ограды. Отсюда, сверху, был виден склон холма и открывался вид на долину.
– Доедете до главного шоссе. В четырех километрах к югу свернете влево. Видите длинный белый дом?
– Альберди указал на светлое пятно в долине. Это и есть институт Барта. Только не советую спрашивать дорогу у местных жителей. Институт не пользуется у нас хорошей славой, особенно среди крестьян. Это люди бедные, в основном безграмотные. В последнее время тут ходят слухи, будто в институте... завелись приведения. Я пытался обращаться к рассудку этих людей, но результаты были весьма плачевными. Возможно, сплетни преследуют определенную цель... Откуда мне знать...
Мы пошли через сад к калитке. Альберди как-то сник. На мои попытки поддержать разговор отвечал односложно. Лишь когда я попрощался с ним и уже начал спускаться по лестнице, он крикнул мне вслед:
– А Долорес скажите, чтобы приезжала! Я не стану ее упрекать. Пусть приезжают втроем. Ведь после смерти Хозе обстоятельства изменились...
3
Институт нейрокибернетики имени Самюэля Барта размещался в здании весьма необычной формы, издали напоминающем какого-то мезозойского ящера. Здание это было возведено лет двадцать назад из бетона, стекла и алюминия, кажется, по проекту самого Нимейера. Туристические справочники относили его к наиболее значительным архитектурным сооружениям нашей страны. Вначале здесь был небольшой первоклассный санаторий, модный даже за границей. Построен он был в коммерческих целях при весьма значительном участии одной фармацевтической фирмы, правление которой находилось и тысячах миль к северу от наших границ. Во времена левого правительства Дартеса санаторий был национализирован, а вскоре после этого сенсационные эксперименты над нейродином и научный авторитет Сэмюэля Барта способствовали тому, что он попал в ведение института нейрокибернетики.
С этого момента заведение начало постепенно менять свой характер, превращаясь из лечебного в научно-исследовательское, и наконец, в последние годы после основательной перестройки здания, прием пациентов был вообще прекращен. Окончательные изменения произошли уже после смерти Хозе Браго, когда во главе института встал профессор Боннар, биокибернетик с мировым именем, и были связаны с расширением области исследований.
Когда по узкой бетонированной дороге я подъехал к зданию института, оно показалось мне пустующим. Широкие ступени вели к закрытым стеклянным дверям. За прозрачной стеной был виден просторный холл, двери двух лифтов и лестница, ведущая вверх - на второй этаж и вниз - в подвальное помещение.