Грань бессмертия
Шрифт:
Я нажал кнопку звонка и ждал, боясь, что придется возвращаться ни с чем. Однако немного погодя послышался приглушенный шум, и двери открылись. Я вошел в холл. Навстречу мне из правого коридора шла молодая высокая девушка в белом халате. Услышав, что я хотел бы повидать профессора Боннара, она, видимо, решила, что перед ней ученый, так как стала допытываться, кто направил меня в институт. Я представился и сказал, что меня интересует дело Браго. Тогда она попросила подождать и по телефону сообщила профессору о моем приходе. Не знаю,
Кабинет Боннара находился на втором этаже. Девушка впустила меня в небольшую приемную и ушла. Сквозь приоткрытую дверь я видел широкий заваленный бумагами стол и склоненную над ним голову Боннара. Я знал его по телевизионной дискуссии ученых различных специальностей, в которой как филолог принимала участие и Катарина. Уже тогда он произвел на меня не особенно приятное впечатление. Высокий, сутуловатый, с худым нервным лицом и совершенно лысым, покрытым многочисленными шрамами черепом, он скорее напоминая генерала в отставке, чем ученого. Язвительный, неприступный, больше склонный к иронии, чем к шутке, он принял меня очень сухо и официально. Правда, он встал из-за стола, однако явно пытался ограничить пределы беседы:
– Я не занимаюсь этим вопросом, - почти грубо сказал он мне.
– Все пояснения дадут вам администратор и нотариус. Я считаю беспочвенными всякие притязания сеньоры де Лима и не вижу необходимости в каких-либо переговорах.
– Однако жив сын умершего, и он...
– А вы что, уполномочены Марио Браго?
– Я представитель сеньоры де Лима. Ее сын несовершеннолетний, а следовательно...
– А вы знаете мнение этого юноши? Вы приехали, посоветовавшись с ним?
– Это почти ребенок. Ему шестнадцать лет...
– Вы разговаривали с ним?
– настаивал Боннар.
– Не разговаривал, но...
– Так я вам советую с этого начать. Вы только зря тратите свое и мое время. Всего хорошего.
Профессор сел.
– Простите, профессор, но в данный момент меня не интересуют ни завещание Хозе Браго, ни вопросы наследства, - не сдавался я.
– Могу ли я быть с вами откровенным?
Боннар пожал плечами.
– Это уж ваше дело.
Я сделал вид, что принимаю его слова за чистую монету.
– Видите ли, профессор, есть некоторые, я бы сказал, сомнительные пункты, которые для общей пользы следовало бы выяснить.
– Значит, все же попытка сторговаться?
– Отнюдь нет. Я имею в виду не мою клиентку, а лишь самого себя. От того, как решатся эти сомнения, зависит, поведу ли я дело дальше. Я не люблю дел с криминальным привкусом, - докончил я медленно, внимательно глядя на ученого.
Мне показалось, что по лицу Боннара пробежала тень.
– Что вы под этим разумеете?
– спросил он резко, несколько повышая голос.
– Существует подозрение, что Хозе Браго умер насильственной смертью...
Я уже начал жалеть, что зашел так далеко, но, к моему удивлению, Боннар только спросил:
– А что вы понимаете под словами "умер насильственной смертью"?
– Я имею в виду смерть, вызванную внешними причинами... Внешним воздействием...
– начал я, медленно цедя слова, но Боннар не дал мне докончить.
– Итак, вы собираетесь обвинить нас в убийстве?
– Этого я не сказал. Я хотел лишь услышать от вас, что методы лечения, скажем некоторые из них, не могли ускорить смерть Хозе Браго.
– Как вам известно, Браго умер от раковой опухоли в мозгу, причем опухоли весьма злокачественной. Что касается методов лечения, то мы не можем предъявить к себе никаких претензий. Мы сделали все, что было в наших силах, для спасения Браго. В материалах, касающихся наследства, вы найдете полную документацию на этот счет. Обратитесь в суд с просьбой допустить вас к этим бумагам.
– Видите ли, по мнению моей клиентки, существуют обоснованные подозрения, что Браго был объектом экспериментов.
– Значит, шантаж? Не ожидал, сеньор адвокат!
– Вы неверно меня поняли. Я хотел лишь услышать из ваших уст ответ на мой вопрос. Это не шантаж, а скорее выражение доверия.
– А могли ли вы ожидать от меня чего-либо иного, кроме отрицания? И можете ли вы на этом основании сделать какие-либо выводы? А если говорить о неудавшейся попытке шантажа, то у меня достаточно чиста совесть, чтобы просить вас покинуть мой кабинет.
– Но, профессор!
Однако Боннар уже нажал кнопку.
В дверях появилась знакомая девушка.
– Проводите сеньора к выходу и, пожалуйста... спустите его с лестницы, - докончил он с ехидной вежливостью.
Разумеется, девушка далека была от намерения выполнить приказ патрона буквально, тем не менее я с облегчением вздохнул, лишь усевшись за руль. Я курю редко, но на этот раз принялся нервно искать сигареты. Я был зол на себя и Долорес де Лима. А чувство униженности усугублялось сознанием того, что в глазах Боннара я, действительно, мог выглядеть шантажистом.
Неужели профессор именно так понял мое упоминание о возможности экспериментов? В этом я не был уверен. Но меняло ли это хоть в какой-то степени ситуацию? Я подумал, что, пожалуй, брошу дело о наследстве Браго.
С другой стороны, обида на Боннара вызывала желание обнаружить хоть какие-нибудь факты, говорящие против института, это принесло бы мне величайшее удовлетворение. Сеньора де Лима, конечно, высосала из пальца обвинение в убийстве Браго, однако в таком научном центре, как институт Барта, испытание новых лечебных средств было в порядке вещей, особенно когда там еще существовало госпитальное отделение. А такие испытания можно квалифицировать как эксперименты.