Грани Обсидиана
Шрифт:
— Ах ты ж… — Бэрин с досадой хлопнул себя по коленке, склоняясь над ямой: — Опять! Эй, вы там? Отзовитесь!
Сорванный голос Дэва:
— Мы здесь! Мы внизу! Вытащите нас!
— Ранены?
— Нет… я нет… только Рыжик… он, кажется… он умер?..
Я рванулась, Бэрин вновь ухватил меня:
— Стой! Сейчас мы их оттуда вытащим.
Резко обернулся: между деревьев несся Волк.
— Вот и Ольвин! Стой здесь, говорю!
Как невыносимо медленно Бэрин спускается, я бы давно уже просто спрыгнула! Я ползала по краю, пытаясь разглядеть и расслышать,
Ольвин отполз снова, перевернулся, укладывая Рыжика на самом краю. Одежда и шкура брата в черных и красных пятнах, зубы оскалены, глаза закрыты…
— Рыжик…
Сильные пальцы уцепились за край ямы; локти, плечи; рывок — и на поверхность выбрался Бэрин.
— Братик.
Волк навис надо мной и братом, отпихивая бормочущего Дэва. «Он же не умер? Нет?»
— Рыж…
Бэрин уверенными ладонями пробежался по скрюченному рыжему телу, задрал края рваной одежды и, зашипев, быстро опустил. Я успела увидеть.
— Колья? — спросил за спиной Ольвин.
— Да, в точности как в прошлый раз… Нет, Дэв, он не умер. Лисса, отдай мне его. Пожалуйста, отпусти, девочка. Я отнесу его Инте. Слышишь? Инта его полечит.
Я разжала пальцы, впившиеся в руки Волка.
— Полечит?
— Конечно, — сказал он уверенным голосом. — Она же всех лечит. Да, я буду очень осторожен. Да, иди рядом и следи. Ольвин, поставьте на тропе хоть камень какой. Чтобы еще кто не угодил…
Мы шли. Я заглядывала то в лицо брата, то в лицо Волка. Тот говорил и говорил что-то — я и не запомнила и не поняла — что. То ли мне, то ли себе. То ли и вовсе Рыжику.
…Я обнаружила, что мы уже возле дома. И что навстречу спешит встревоженная Берта, протягивая руки. Волк осторожно отдал ей Рыжика, скривился, встряхивая руками — онемели, наверное.
— Бедный мальчик, — слышала я голос Берты. Инта тоже склонилась над братом. Сверху, вытягивая шеи, смотрели взрослые Волки. Я подошла, волоча ноги, по очереди заглядывала в озабоченные лица. Услышала: «…если еще и яд…». Леди увидела меня и замолчала.
— Он… что надо сделать… я могу…
Инта кивнула мне, сказала — непривычно ласково:
— Знаю, что можешь. Но ты мне понадобишься попозже. Мы с Бертой пока справимся сами.
— Позовете меня?
— Да, конечно. — Инта глянула поверх моей головы, и Бэрин взял меня за локоть.
— Идем. Сядем вон там. Идем.
Мы сели на мостках и стали смотреть на воду.
Зимой в такую волчью яму угодил Вервер. Его лошадь распорола брюхо на кольях, Вервер, слава Отцу-Волку, остался жив. Фэрлин тогда учинил допрос сельским старостам и главам охотничьих артелей. Люди только руками разводили: с Пограничниками они давно уживались в мире. Еще и помогали искать вероятного чужака-охотника. Только ни следа не нашли.
И вот опять…
Ямы располагались только на
Он взглянул на Лиссу и почувствовал угрызения совести: осунувшееся лицо, напряженные глаза; веснушки будто вылиняли. Она вслушивалась и вглядывалась в происходящее у дома — вынесли стол, для удобства Инты — скамью. Две женщины сейчас колдовали над умирающим лисенком. Конечно, умирающим, кто же выживет после таких ран…
— Он не умрет? — спросила Лисса.
— Конечно, нет, — тут же ответил Бэрин.
Что со смертью звереныша исчезнет и главная проблема, ему пришло в голову только сейчас. Обменялся взглядом с Гэвином — парень думал о том же.
От вернувшихся Ольвина с сыном узнали подробности. Первым угодил в яму Дэв. Рыжик, вместо того чтобы кликнуть взрослых, решил вытащить товарища сам. В результате свалился следом и…
— Да уже пусть выживет, что ли, — ворчал Ольвин. — Дэв знаешь что говорит: звереныш его еще и успокаивал, мол, потерпи, сейчас Лисса придет, я ее позвал. И ведь пришла же. Напрямую, как по ниточке… Меня быстрей.
Он вспомнил, какое было тогда лицо у Лиссы — невидящее, неслышащее, обращенное внутрь себя. И как она то и дело заглядывала ему в глаза, когда он нес мальчишку к дому. И ведь ни одной слезинки или жалобы! Он тогда болтал что попало, чтобы успокоить ее, вспомнить бы, что вообще говорил… Да, пусть и впрямь рыжий выживет!
Я вскинулась среди ночи — показалось, брат перестал дышать. Нет, неровно, тихо, но все же дышит. Я еле сдерживала себя, чтобы поминутно не дотрагиваться, убедиться, что он еще… Запретила себе думать дальше — вдруг смерть услышит и придет по цепочке моих мыслей. Как я пришла по зову брата.
Полночи я вспоминала все способы лечения ран, которым меня учила мать, но, кажется, женщины сделали все возможное…
Боль пульсирует в моих висках. Боль раздирает тело моего брата…
Серебрянка.
Я вновь встрепенулась, оглядываясь: казалось, кто-то произнес это вслух. Как же я забыла о серебрянке! Проверив брата напоследок, я выскользнула в ночь. Луна стояла высоко, ночной туман стелился по земле, укрывал собой озеро.
От стены дома отделилась темная тень. Я еще не успела испугаться, как учуяла знакомый запах.
— Ты куда собралась? — негромко спросил Бэрин.
— Серебрянка, — объяснила я, махнув рукой на лес. — Надо найти серебрянку.
В ясные лунные ночи эта трава должна сиять, как серебряная монета, как рыбная чешуя на солнце… Или для нее еще не время? Я передвигалась внаклон, ворошила руками невысокую траву, отмахивалась от цеплявшихся, царапавших веток, сердито заталкивая расплетающиеся волосы за ворот платья.
А если серебрянка, как и мой Рыжик, — порождение только лишь колдовской страны?!