Грани веков
Шрифт:
Он затруднялся определить, сколько времени уже длилась эта изматывающая скачка — час, или всю ночь.
Кажется, начинало уже светать, а может, глаза стали привыкать к темноте, когда Беззубцев перевел своего коня с рыси на шаг.
— Здесь, — проговорил он, сплюнув, когда Ярослав и Евстафьев поравнялись с ним.
Они спешились и направились в лес, ведя лошадей под уздцы.
Ярославу казалось что они ломятся в самый бурелом, но Беззубцев уверенно шагал, время от времени приглядываясь к стволам деревьев.
— Сюда, —
Окончательно продрогший и закоченевший, Ярослав мечтал сейчас об огне и горячем чае, но где его было взять в лесу? Хорошо, если смогут развести костер.
На открывшейся перед ними поляне притаилась покосившаяся изба. Судя по поросшим мхом бревнам и наглухо закрытыми ставнями окнам, жилище выглядело давно заброшенным, однако, Беззубцев насторожился.
— Что-то не то… Схожу-ка погляжу, вы ждите здесь покуда.
С этими словами он растворился в тенях между деревьями.
— Лучше бы, все-таки, к нашей машине пошли, — пробормотал Евстафьев, поглаживая холку лошади. — Там хоть в тепле сидели бы.
— Ничего, Михалыч, — пробормотал Ярослав. — Еще вернемся.
Чьё-то покашливание сзади заставило их обоих резко повернуться.
На них смотрели два пистолетных дула.
— Покорнейше прошу извинить, но должен предупредить, что стреляю я метко, — хрипло произнес человек в надвинутой на глаза меховой шапке. — Извольте привязать лошадей вон к тем деревьям…
Опешившие от неожиданности, Ярослав и Евстафьев молча повиновались.
— Хорошо… А теперь соблаговолите проследовать в хату. Прошу, не смущайтесь.
«Прав был Беззубцев!» — пронеслось в голове у Ярослава. — «Кстати, куда он запропастился?!»
Войдя следом за Евстафьевым в избу, он зажмурился, когда, в полной темноте внезапно вспыхнули искры.
На столе в центре комнаты загорелась свеча, следом — другая. Лохматый кривой бородач, в тулупе на голое тело, сквернул щербатой улыбкой и зажег третью.
В их разгорающемся свете Ярослав с изумлением увидел Ирину, сидящую на лавке с кляпом во рту и связанными руками.
— Ира! — воскликнул он.
Кулаки его сжались, забыв об осторожности, он обернулся к человеку с пистолетами, сопровождавшего их.
— Вы за это ответите! — выдохнул он.
Человек усмехнулся и убрал пистолеты за пояс.
— На том свете все ответим, — равнодушно бросил он. — Присаживайтесь, гости дорогие. Афоня, развяжи девицу.
Ярослав узнал его — бывший подручный Годунова, работавший на Шуйского, кажется, его называли Мухой.
— Что все это значит?! — вмешался Евстафьев. — Кто вы?
— А вот это, — сказал Беззубцев, появляясь в дверях, — лучше сначала объясните вы.
Следом за ним в комнату вошла женщина, при виде которой Ярослав вспомнил ночных визитеров Шуйского — она была одной из них!
— Чего вы хотите? — выкрикнула Ирина. — Зачем меня похитили?!
— А
— Видимо, напрасно! — огрызнулась Ирина, растирая затекшие руки. — А ты! — она перевела взгляд на одноглазого. — Я тебя пожалела!
— И за то, царевна, премного благодарен тебе! — осклабился кривой.
— Буде, царевна, — усмехнулся Беззубцев. — За свой полон еще спасибо скажешь со временем — считай, что за услугу тебе отплатили.
— Это чем же, интересно? — взвилась Ирина. — Напали из-за угла, перебили охрану, мешок вонючий на голову накинули…
— Насчет мешка — это ты зря, царевна, — заметил одноглазый. — Чистый мешок-то был…
— Себе на башку его напяль! — огрызнулась Ирина. Она выпрямилась во весь рост, глаза её гневно сверкали. — Вы что, совсем ополоумели?! Вас поймают и колесуют всех! Я — царская дочь! Немедленно отпустите нас!
Беззубцев хохотнул. — Поймают, говоришь? Ну-ну. Поумерь пыл, девица — ты не в царских палатах ныне.
Он посерьёзнел. — А теперь знать хочу — за каким лядом вы меня вытащить из острога вздумали? Ты, например, — он кивнул на Ярослава, — откуда вообще взялся? Сначала в подземный ход за мной увязался, из-за тебя, опять же, стрельцы меня схватили, а теперь, вот, спасать пришел? Как ты вместо тюрьмы в царские палаты попал? Зачем в Путивль рвешься? Времени у меня в обрез, так что ежели начистоту все сейчас выложишь, про то, как Годунов тебя нанял да следить за мной приставил, то порешим тебя быстро и без мучений. А иначе — поверь, я не хуже симеоновых умельцев пытать умею.
Ярослав лихорадочно соображал. Сказать правду? Все равно не поверит. Любой легенде — тоже.
Муха кашлянул.
— Ты, Юшка, погоди грех на душу брать. Не из Симеоновых людей попутчик твой непрошеный, это я тебе точно скажу. И вообще — не из местных…
Он метнул на Ярослава странный взгляд.
— Блаженный он, вроде как. Андрейка, юродивый, его за своего признал, и тем от дыбы избавил. Оттого и царевна к нему расположение имеет, потому как благочестива и сердцем чиста. Третьего дня его у разбойников Ляпунов отбил, вместе с царевной и дохтуром свейским, у него же он в услужении был. Вон, Афоня тебе подтвердит.
— То правда чистая, — закивал одноглазый. — Истинный крест!
— Ну, положим, — Беззубцев нахмурился. — А от меня-то чего ему надобно?
— Так он же у Шуйского в аккурат в то время был, когда стрельцы нагрянули, — пояснил Муха. — Вот вместе с тобой и убёг.
— Убёг, — проворчал Беззубцев. — Как же… Ну и зачем тебе в Путивль, блаженный?
— К Димитрию на службу поступить хочу, — сказал Ярослав. — Говорят, он подлинный царевич.
— Говорят? А сам-то как думаешь?
— Не знаю, — искренне признался Ярослав. — Вот, посмотрю, тогда и пойму.