Грани жизни
Шрифт:
— Вижу, оба вы, старший и младший, — большие друзья, — сказал Сковородин.
— Думаю, что мы с Володей, пожалуй, скоро будем и родственниками! — И Травин тихонько закатился таким добрым смехом, что Сковородин даже с невольной завистью подумал: «Вот и мне бы так же о Пете Мельникове рассказать!»
— Крепко подружился Володя с моей младшей, Светланой. — И Травин с открыто счастливым видом развел руками. — Нынешней весной Светлана сдает свою дипломную работу по архитектуре…
Видно было, что Галактиону Романовичу доставляло удовольствие рассказывать о Володе Семенове, которого
— Вот я и стал думать, — продолжал Травин, — если родным сынам мой многолетний заводской опыт не пригодился, надо загод’я подумать, кому и как его передать. Подобрал я группу способной молодежи… и среди них Володю Семенова. Прямо окажу тебе, это самый выдающийся из всех, а ведь сереньких среди них нет… Ей-ей, ясная и смелая голова у этого парня! И вообще, знаешь, Петр Семенович, я убежден, что каждому серьезному деятелю нашей могучей промышленности приятно вкладывать свой многолетний опыт в это, можно сказать, вечно живое мужание поколений. Ведь и нам с тобой кто-то помогал и доброхотно учил нас.
— Только нам с тобой учиться было куда труднее, — заметил Петр Семенович.
— Так ведь и время было тогда трудное — шутка ли, отразить нашествие четыр-над-ца-ти держав!.. Конечно, бывает иногда, что и многоопытный дядя вдруг подумает: «Эх, как нам-то было трудно, а вам, молодые, вроде раз-два и готово…» Словом, знаешь, как бы перенесшись в прошлое, посмотреть оттуда на сегодняшний день стремительного технического прогресса. То есть со старых и абсолютно бесплодных позиций! — даже яростно фыркнул Травин.
— Эге-ге-ге, друг! — понимающе усмехнулся Сковородин. — Не довелось ли тебе хлебнуть нечто подобное?
— Было такое дело, да, к счастью, скоро прошло! — будто отрезал Травин, и его густые широкие брови усмешливо разошлись. — Понять и отбросить слабость своей позиции — значит прибавить себе силы!.. Вот я тебя сейчас с Володей познакомлю!
Володя Семенов, тонкий, высокий, светлоглазый блондин, с женственно-нежным румянцем на худощавых щеках, напомнил Сковородину Петю Мельникова и своей манерой держаться — скромно, с естественным достоинством, но временами и застенчиво.
Во время разговора Галактион Романович заметил высунувшийся из кармана темно-синего костюма Володи уголок конверта, надписанного знакомым почерком.
— Вижу, Володя, Светлана уже отправила послание тебе вдогонку!
— И очень интересное! — весело вскинулся Володя. Вынув письмо из конверта, он сложил его так, чтобы не видно было половины последней страницы. — Эти строки касаются только меня лично… А вот здесь поручение от Светланы нам с вами, Галактион Романович. Светлана очень просит вас, Галактион Романович, включить в ваше выступление вопрос о новом городе на строительстве нашего будущего металлургического гиганта.
— Вот она, быстроногая наша семилетка!.. Еще только определены границы строительства, а наша Светка уже как бы видит перед собой целый город, красивый, современный!.. Но мое выступление, Володя, едва ли состоится: для всех желающих выступить на съезде никак не хватит времени! Все говорят, что сегодня уже будет заключительное слово Никиты Сергеевича. И, значит, ты, Володя, вот о чем отпиши Светлане: на следующем партсъезде я смогу доложить о том, что строительство нашего сибирского гиганта уже в полном разгаре.
— Спасибо! — снова просиял Володя. — Простите… я пойду… в перерыве я еще успею написать Свете, чтобы сегодня же, авиапочтой… — И Володя, откланявшись, прислонился плечом к стене, а его авторучка быстро забегала по бумаге.
— Так и строчит, не беда, что на весу… Чего не сделаешь ради любви! — ласково усмехнулся Галактион Романович. — Ему приятно прямо со съезда девушке написать… ему и духовный мир ее дорог и близок.
«Духовный мир дорог и близок…»— повторил про себя Сковородин, и снова все пережитое будто опахнуло его своим беспокойным крылом. Если бы его дочь Галина чувствовала духовную жизнь Пети Мельникова, ничего похожего на эту злосчастную историю не могло бы произойти!..
Разве не завидно ему сейчас смотреть на этого влюбленного Володю? А на каком безупречном доверии и уважении построены отношения старшего — Галактиона Травина, храброго генерала Великой Отечественной войны, а теперь очень заметного и уважаемого деятеля нашей тяжелой промышленности, и молодого инженера Володи Семенова! Такие же отношения могли на целые годы сохраниться и между ним, конструктором Сковородиным, и Петей Мельниковым. Оттого и было ему, старшему, так тяжко, что эти равноправные отношения, как нечто неповторимо прекрасное и нужнейшее, вдруг разбились вдребезги.
Когда после окончания заседания старые друзья вышли на морозный ветер, Галактион Романович предложил:
— Пройдемся по Кремлю! Когда представишь себе, какую величественную программу созидания приняли мы на съезде и какие обещания Родине дали, не только душа, но и глаза хотят обозревать что-то величественное!
Сковородин согласился. Оба неторопливым шагом обошли вокруг кремлевских соборов и дворцов и вернулись опять к голубым елям вдоль узорной балюстрады, полюбовались на зимнюю Москву. Потом оба признались, что как в комсомольские годы, так и сейчас испытывают чувство, что с кремлевских высот как бы видится им весь Советский Союз.
Выйдя к Александровскому саду, Травин вдруг сказал:
— Пожалуй, не ожидал я, что так меня взволнует то место в докладе Никиты Сергеевича, где он говорил о притоке свежих сил.
— Да, да! Это сочетание молодых кадров со старыми, — вспомнил и Сковородин. — В чем же причина твоего волнения, Галактион Романович?
Но Травин ответил не сразу.
— Ты знаешь, что мой отец был стрелочником, и я сызмальства ходил с ним проверять пути: не прогнили ли где шпалы, не ослабел ли где костыль, а главное — не треснули ли где рельсы. «Вот, сынок, — скажет он бывало, — гляди и учись: вроде бы и мала трещина, не сразу ее заметишь, а вред от нее большой — лопнет рельс, и крушение поезда неминуемое!» И веришь ли, на всю жизнь мне эта трещина запомнилась: бывает, мала, незаметна, какая-то вроде и случайная трещинка, а прозевай ее — будет беда.