Граница нормальности

Цыбиков Ч.

И тут я, кажется, понимаю.

Тот, кто дремлет в реке.

Я ору, я кричу, я булькаю и сиплю.

Что ты сделал с Гришей, сукин сын, кричу я, но только хрип, хрип, и горло будто снова режут удавкой. Что ты сделал с Гришей. Что ты сделал со мной.

Понятное дело, Тот, кто дремлет в Реке не удостоил меня ответом и просто ушёл, оставив мертвых стражей, которые убили его слугу. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу, как он отворачивается и уходит. Каждый раз.

* * *

Дальше вы знаете. Я живу у людей, которые называют себя моими

родителями. Им позвонила моя бывшая жена Лена. «Жена» пишу без кавычек, потому что мне теперь всё равно, была ли она мне женой или нет. Я не знаю и не помню ни её, ни её сына Серёжика, а документы — документы можно подделать. В наше время, при современном развитии печатного дела… Квартиру я потерял, и, когда вышел из клиники, деваться мне было некуда, потому что Наташа не стала с ними бороться, а заочно подала на развод и уехала в другой город с Олесей вместе, так мне сказали врачи; они ещё говорили, что она вообще Гришина жена, но это уже совсем бред. А тут эта пожилая пара; в общем, я согласился жить у них, тем более, что государство не возражало. Все убийства — пять мужчин, одна женщина — хотели повесить на меня, и это почти выгорело, но операм не свезло: пока я в клинике жрал барбитураты, Гриша, или кем он там стал, замочил или покусал ещё полдюжины причастных и не очень. Был большой шухер в городе, еле замяли. Меня оправдали, но как-то, знаете, всё равно.

Я зову их «мамой» и «папой»; они добрые люди, а мне не трудно. Работаю в местном ЖЭКе, убираю территорию. Недавно взяли в кредит мне компьютер и подцепили интернет, теперь ночами сижу на форумах, читаю разные сайты и потихоньку сам начинаю писать — может, что и получится, порадую родителей. А то мама грустная, потому что ей часто звонит Лена, и она потом плачет.

И ещё иногда, ночами, я думаю тихо-тихо: а ведь может быть, что это ещё не конец.

Может же?

* * *

Да продлится твой сон, Тот, кто дремлет в Реке!

Да не дрогнет веко твоё, Тот, кто дремлет в Реке!

Да не явится миру твой панцирь, да не ступят лапы на берега!

Смерть — милость для видевших, проклятие — манна для разбудивших!

Каждый миг сна твоего — дар живым,

Тот, кто дремлет в Реке!

Женщина с аллергией на электричество

Директор сказал:

— Надо ехать, Паша.

Паша — это я. Ехать надо мне.

Жую губами, втягиваю и надуваю щёки — типа мы на равных, типа я думаю и прикидываю.

— Куда? — Типа я не знаю.

Директор, Владимир Сергеевич, подхватывает игру — трёт нос: типа думает, стоит ли меня, ценного специалиста и практически своего приятеля, на два дня отрывать от дел; выдирать из контекста, так сказать. Понятно, что он давно уже решил. Понятно, что никуда я не денусь. Но директор без политеса — не директор, так он считает.

— Багатайский район.

В мозгу с легким и даже ощутимым чпоканьем всплывает карта республики. Где-то наверху, на севере. Заныла задница, превентивно: дороги туда не то что отвратительные, их просто нет. За ненадобностью.

— А как туда вообще ездят?

Это я типа ещё не согласен. Это я вроде как имею в рукаве некий Вариант Не Ехать. Зависящий от того, как туда ездят, вообще.

— С мужем её поедешь. У него какая-то попутка, там ещё два места. — Владимир Сергеевич чувствует, что он прокалывается, ведь ещё типа ничего не решено, и поправляется. — Вроде бы охотники какие-то.

Ясно. Два места — одно для меня, другое — контрольное.

— Командировочные, — как бы спрашиваю я.

Значит, я согласен.

Тряпка.

— Будут, конечно, — говорит Владимир Сергеевич. — Что за вопрос.

* * *

Бухгалтер сделала круглые глаза: какие ещё командировочные? Мы тебе что, госконтора? Премию выпишем, в размере официального оклада, не вопрос. Задним числом, в конце следующего квартала. А сейчас конец этого квартала, так что конечно ехать! О чем вы там вообще думаете! Возьмёшь отгул.

Она сделала страшные глаза напоследок и зарылась в волны скрепленных бумаг. Два монитора с открытыми одинэской и экселем стояли в них словно ледоколы на встречных курсах.

Я постоял молча и угрюмо. Ровно одну секунду — на большее моя храбрость не способна — и закрыл дверь. Да чтоб им всем: и директорам, и бухгалтерам.

Тряпка, говорю же.

* * *

Собственно, виноват во всём был я сам. Наш рекламно-издательский холдинг (изящное название для хитроумного клубка ИПэшек и ОООшек) среди прочего издаёт книжки, фотоальбомы и прочую байду на заказ. Это не основная статья дохода, но как бы перспективная. В начале месяца пришёл клиент: хочу, говорит, вот такое вот издать. Подростковая книжка, социальный проект. Я поглядел — в принципе издать можно, и не такое издают. А рисовать… А рисовать, сказал клиент, будет вот эта девушка. И предъявил — не девушку, конечно, а её работы.

Работы были неплохие. Даже, можно сказать, впечатляющие. Я обойдусь без белиберды всякой типа «концептуально», можно? — просто было ясно, что Мария — так её зовут — рисовала в точку. В десятку. Ну что ж, желание клиента закон, тем более, что платит ей он сам, через нас, а мы верстаем, печатаем и распространяем.

Кто ж знал, что она живет в Багатае?

Хотели бросить и уговорить клиента на другую художницу, прижать сроками. Клиент упёрся и уговорить не удалось. Значит, Паша и будет вести проект. Как раз до летнего отпуска и займётся.

Дали три зелёных свистка — и понеслось. Общаться с Марией должен был я, как проект-менеджер. Телефона и интернета у неё не было в принципе: Багатай. Поэтому общался я с её мужем, долговязым угрюмым типом, приезжавшим два раза в неделю на попутках. Попутки были по уши в грязи, и сам он был тоже не трепетный цветок лотоса в плане внешнего вида. Он привозил готовые работы, в коробках из-под макарон, аккуратно переложенные тканью и картоном, получал новые задания, и я ему выдавал гонорар — частями, чёрным налом.