Граница вечности
Шрифт:
Молодец Дора, подумал Дейв.
Но больше всего ему понравилась другая седовласая пожилая женщина с озорным блеском в глазах. Она тоже бывала гостьей в их доме на Грейт-Питер-стрит. Ее звали Барбара Вуттон.
После выступления одного из лордов, долго распространявшегося о содомии, она внесла долю иронии:
— Я спрашиваю себя, чего боятся противники этого закона. Им не нужно бояться, что отвратительные деяния будут навязаны их вниманию, поскольку эти акты будут легализованы только в том случае, если они совершаются в частной жизни. Им не нужно опасаться развращения молодежи, поскольку эти акты будут легализованы, только если они совершаются взрослыми по обоюдному согласию. Я могу только предположить, что противники законопроекта боятся, что их воображение подвергнется мучениям под воздействием представлений того, что где-то что-то происходит.
В ее словах содержался намек на тех мужчин, которые пытались придать криминальный характер гомосексуализму, чтобы взять под контроль свою игру воображения. Догадавшись об этом, Дейв вслух рассмеялся, и тут же распорядитель сказал ему вести себя тихо.
Голосование проводилось в половине седьмого. Дейву показалось, что против законопроекта высказывалось больше народа, чем за него. Процесс голосования занял время дольше обычного. Вместо опускания листков бумаги в урну или нажатия кнопки пэры должны были встать и выйти из палаты через один или другой коридор с обозначением «за» или «против» Один из лордов провез кресло-каталку Этель через коридор «за».
Законопроект был принят ста одиннадцатью голосами против сорока восьми. Дейв готов был громко восторгаться, но это выглядело бы так же неуместно, как аплодировать в церкви.
Один из друзей Этель подвез ее к выходу из палаты лордов и передал кресло-каталку Дейву. По виду Этель можно было судить, что она ликует, хотя явно устала, и Дейв невольно подумал, как долго она еще проживет.
Какая у нее была жизнь, думал он, толкая впереди себя кресло на колесиках по богато украшенным коридорам к выходу. Его собственное превращение из неуспевающего ученика в поп-звезду ничто в сравнении с путем, который она проделала от небольшого коттеджа рядом с горой шлака в Абероуин до палаты лордов, украшенной позолотой. И она преобразовала свою страну и самое себя. Она вела и выигрывала политические сражения за право голоса для женщин, за благосостояние, бесплатное здравоохранение, образование для девушек и сейчас за свободу преследуемого меньшинства гомосексуалистов. Дейв сочинял песни, которые любили повсюду в мире, но это казалось ничем по сравнению с тем, чего достигла его бабушка.
В коридоре, обшитом деревянными панелями, их остановил пожилой мужчина, шедший с двумя тросточками. Его вид ветхой элегантности заставил Дейва вспомнить, что он видел его раньше здесь, в палате лордов, в тот день, когда Этель стала баронессой примерно пять лет назад. Мужчина дружелюбно сказал:
— Ну что же, Этель, твой содомский законопроект принят. Мои поздравления.
— Спасибо, Фиц, — ответила она.
Дейв теперь вспомнил. Это был граф Фицгерберт, который когда-то владел большим домом в Абероуин, называвшимся Ти Гуин, а ныне ставшим колледжем дальнейшего образования.
— Я с сожалением узнал, что ты больна, моя дорогая. — проговорил Фиц. Похоже, он относился к ней с большой любовью.
— Скажу тебе откровенно, Фиц. Я долго не протяну. Возможно, ты меня больше не увидишь.
— Это меня ужасно огорчает.
К своему удивлению, Дейв увидел, что по морщинистому лицу старого графа покатились слезы. Из нагрудного кармана он достал большой белый платок и вытер глаза. И сейчас Дейв вспомнил, что прошлый раз, когда встретились эти люди, он почувствовал едва контролируемый поток сильных чувств.
— Я рада, что знала тебя, — сказала Этель таким тоном, будто он мог предполагать обратное.
— Неужели? — сказал Фиц. И потом, к изумлению Дейва, он добавил: — Я никогда никого не любил так, как тебя.
— Я испытываю к тебе такие же чувства, — проговорила она, удвоив изумление Дейва. — Я могу сказать это сейчас, когда нет моего Берни. Он был для меня родственной душой, а ты чем-то еще.
— Я так рад.
— Я сожалею только об одном, — призналась Этель.
— Я знаю, о чем, — произнес Фиц. — О мальчике.
— Да. Будь то мое последнее желание, я хотела бы, чтобы ты пожал ему руку.
Какой еще мальчик, подумал Дейв. Не он же, наверное.
— Я знал, что ты попросишь меня об этом, — сказал Фиц.
— Пожалуйста, Фиц.
Он кивнул.
— В моем возрасте я должен признать, когда был неправ.
— Спасибо. Зная это, я могу спокойно умереть.
— Надеюсь, есть и другая жизнь, — произнес он.
— Не имею ни малейшего представления, — сказала Этель. — Прощай, Фиц.
Старик с трудом склонился над креслом-каталкой и поцеловал ее в губы. Выпрямившись, он вымолвил:
— Прощай, Этель.
Дейв покатил кресло-каталку дальше.
Через минуту он спросил;
— Это был граф Фицгерберт?
— Да, — ответила Этель. — Он твой дед.
* * *
Девушки для Валли были единственной проблемой.
Молодые, красивые, сексуальные и пышущие здоровьем, как ему казалось, исключительно по-американски, они десятками рвались в его парадную дверь с желанием отдаться ему. То, что он оставался верен своей любимой девушке в Восточном Берлине, делало его еще более желанным.
— Купите себе дом, — посоветовал Дейв участникам группы. — Когда пузырь лопнет и никому больше не будет нужна «Плам Нелли», по крайней мере, у вас будет где жить.
Валли начинал понимать, что Дейв очень предприимчивый. С тех пор как он создал две компании — «Нелли рекордс» и «Плам паблишинг», группа стала получать много денег. Валли еще не был миллионером, каковым его считали, хотя он им станет, когда начнут поступать процентные отчисления с каждого проданного экземпляра альбома «Для вашего удовольствия сегодня вечером». Между тем он смог наконец купить себе дом.
В начале 1967 года он купил дом в викторианском стиле с полукруглым фасадом в Сан-Франциско на Хейт-стрит рядом с Эшбери. В этом районе недвижимость упала в цене в результате продолжавшейся в течение года борьбы вокруг намечаемого, но так и не осуществленного строительства скоростной магистрали. Низкие цены на жилье привлекли студентов и прочую молодежь, которая создала непринужденную атмосферу, в свою очередь привлекшую музыкантов и артистов. Здесь жили музыканты рок-групп «Грейтфул дед» и «Джефферсон эйрплэйн». Здесь часто попадались на глаза рок-звезды, и Валли мог ходить повсюду как обычный человек.