Граница вечности
Шрифт:
Любая оплошность сегодня здесь будет услышана всеми на стадионе, и ее уже не исправишь.
Дейв сказал себе не быть дураком. Он выступал на сцене сотню раз. Он вспомнил, как играл с «Гвардейцами» в пабах на Ист-Энде в Лондоне, когда он знал дюжину аккордов. Оглядываясь назад, он дивился своей юношеской смелости. Он вспомнил тот вечер, когда Джеффри напился в доску в гамбургском «Кабачке», а Валли вышел на сцену и играл партию лид-гитары все отделение без репетиции. Вот уж были беспечные денечки.
Теперь Дейв имел девятилетний опыт, больший, чем вся карьера многих поп-звезд. Тем не менее все время, пока собирались любители рока, покупая по пути пиво, майки, хот-доги и предвкушая балдежный вечер, Дейв чувствовал себя неуверенно.
В его артистическую уборную вошла молодая, с идеальной фигурой женщина из музыкальной компании, которая распространяла пластинки «Плам Нелли», и спросила, не нужно ли ему чего-нибудь.
— Нет, спасибо, дорогая, — ответил он. Во всех уборных имелся небольшой бар с пивом, спиртными и прохладительными напитками и льдом, на столике лежала пачка сигарет.
— Если хочешь немного расслабиться, у меня есть кое-что, — сообщила она.
Он покачал головой. Ему не хотелось наркотиков прямо сейчас. Он мог потом выкурить сигарету с марихуаной.
Она продолжала настаивать.
— Или, если ты хочешь, чем-то заняться…
Она была великолепна, по-настоящему красива, какой может быть стройная калифорнийская блондинка, но он был не в настроении.
Не в настроении, с тех пор как последний раз видел Бип.
— Может быть, после выступления, — сказал он. Если напьюсь, подумал он. — Я ценю твое предложение, но сейчас хочу, чтобы ты убралась, — твердо добавил он.
Она не обиделась.
— Дай знать, если передумаешь, — весело предложила она и вышла.
Бенефициар сегодняшнего концерта был Джордж Макговерн. Своей избирательной кампанией ему удалось вернуть молодежь в политику. В Европе он считался бы умеренным, а здесь он был левым. Его резкая критика вьетнамской войны восхищала либералов, и он говорил со знанием дела, потому что сам воевал во время Второй мировой войны.
В артистическую уборную Дейва пришла его сестра Иви пожелать удачи. Она оделась так, чтобы ее никто не узнал: волосы ее были заколоты под твидовой шапочкой, она была в солнцезащитных очках и байкерской куртке.
— Я возвращаюсь в Англию, — сообщила она.
Это удивило его.
— Я знаю, что пресса нелестно писала о тебе после той фотографии в Ханое, но…
Она покачала головой.
— Дело даже не в этом. Сегодня меня ненавидят так же страстно, как любили год назад. Этот феномен заметил Оскар Уайльд: один поворачивается к другому с поразительной неожиданностью.
— Мне казалось, ты сможешь это пережить.
— Да, я пережила, на какое-то время. Но в течение шести месяцев мне не предложили ни одной порядочной роли. Я могла играть храбрую девушку в каком-нибудь вестерне, стриптизершу во внебродвейском театре или любую роль в австралийском турне мюзикла «Иисус Христос — суперзвезда».
— Извини, я не знал.
— Это не было спонтанно.
— Что ты имеешь в виду?
— Двое журналистов сказали мне, что им звонили из Белогодома.
— Это было организовано?
— Думаю, что да. Послушай, я была известностью, которая критиковала Никсона при каждой возможности. И неудивительно, что он всадил в меня нож, когда по своей глупости я дала ему шанс. И это даже не пристрастно: ведь я делаю все, чтобы добиться его ухода со своего поста.
— Ты на себя слишком много берешь.
— А может быть, это вовсе не Никсон. Кого мы знаем, кто работает в Белом доме?
— Брат Бип? — У Дейва это не укладывалось в голове. — Это дело рук Камерона?
— Он влюбился в меня еще давно, в Лондоне, и я отказала ему довольно-таки грубо.
— И он таил зло все эти годы?
— Я не могу доказать этого.
— Сволочь!
— Так что я дала объявление о продаже своего шикарного дома в Голливуде, продала машину с откидным верхом и запаковала коллекцию современного искусства.
— Что ты будешь делать?
— Играть леди Макбет для начала.
— Потрясающе! Где?
— В Стратфорде-на-Эйвоне. Меня берут в Королевскую шекспировскую труппу.
— Одна дверь закрывается, другая открывается.
— Я так рада снова играть Шекспира. Прошло десять лет с тех пор, как я играла Офелию в школе.
— Обнаженной.
Иви с грустью улыбнулась.
— Небольшое ребячество.
— И ты была хорошей актрисой еще тогда.
Она встала.
— Я пойду, тебе нужно приготовиться. Развлекайся сегодня, братишка. Я буду балдеть там со всеми.
— Когда ты возвращаешься в Англию?
— Лечу завтра.
— Дай мне знать, когда пойдет «Макбет». Я приеду, чтобы посмотреть на тебя.
— Это будет здорово.
Дейв вышел с Иви. Временную сцену поставили на одной стороне поля. За сценой толпились рабочие, звукооператоры, сотрудники звукозаписывающей компании и привилегированные журналисты. Артистические уборные помещались в палатках, разбитых в зоне, огороженной канатами.
Приехали Баз и Лу, а Валли все еще не было. Дейв надеялся, что Бип доставит Валли вовремя. Он волновался, где они могут быть.
Вскоре после ухода Иви за сцену пришли родители Бип. Дейв снова был в хороших отношениях с Беллой и Вуди. Он решил не говорить им, что Камерон, как считала Иви, настраивает прессу против нее. Бывшие всю жизнь демократами, они возмущались, что их сын работает у Никсона.
Дейв хотел знать, что думает Вуди о шансах Макговерна.
— У него есть проблема, — сказал Вуди. — Чтобы победить Хьюберта Хамфри и чтобы его кандидатура была выставлена, он должен был сломить старых баронов демократической партии: мэров городов, губернаторов штатов и профсоюзных боссов.