Граница вечности
Шрифт:
— Да, он жив. Но он закоренелый наркоман, пристрастился к героину.
— О боже. — Ребекка тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками.
— Это не все, — продолжал Дейв. — Бип живет с ним. Она беременна и не хочет растить ребенка с наркоманом.
— Бедный мой братишка.
Бернд спросил:
— Что собирается делать Бип?
— Она переезжает ко мне на ферму «Дейзи».
Видя, как немного смутился Дейв, Ребекка догадалась, что у него возобновился роман с Бип. Ее брату от этого будет только хуже.
— Что мы можем сделать для Валли?
— Ему нужно завязывать с наркотиками.
— Ты думаешь, он сможет?
— При правильном уходе за ним. В Штатах и здесь, в Европе, есть программы, предусматривающие терапию химическими препаратами, обычно метадоном. Но Валли живет на Хейт-Эшбери. Там на каждом углу можно встретить торговца наркотиками, и даже если Валли не будет выходить из дома и добывать наркотики, кто-то из них постучится к нему в дверь. Он может сорваться в любую минуту.
— Значит, ему нужно переехать?
— Думаю, он должен переехать сюда.
— О господи.
— Живя с вами, я думаю, он избавится от этой привычки.
Ребекка взглянула на Бернда.
— Меня тревожит это, — сказал он. — У тебя работа и впереди политическая карьера. Я люблю Валли не в последнюю очередь, потому что ты любишь его. Но я не хочу, чтобы ты жертвовала своей жизнью ради него.
— Это не навсегда, — заметил Дейв. — Если бы вы содержали его в чистоте и в трезвости в течение года…
Ребекка продолжала смотреть на Бернда.
— Речь не идет о том, чтобы жертвовать жизнью. Но год я могла бы потерпеть.
— Если ты откажешься от места в бундестаге сейчас, другая возможность может не представиться.
— Я знаю.
Дейв сказал Ребекке:
— Я хочу, чтобы ты отправилась со мной в Сан-Франциско и уговорила Валли.
— Когда?
— Хорошо бы завтра. Я уже забронировал места на рейс.
— Завтра!
Выбора не оставалось, подумала Ребекка. На карту поставлена жизнь Валли. И ничто не может идти в сравнение с этим. Сначала она вызволит его из беды, обязательно. И нечего думать о чем-либо другом.
Тем не менее ей было жаль отказываться от перспективы, открывшейся перед ней.
— Что вы только что говорили о бундестаге? — поинтересовался Дейв.
— Ничего особенного, — ответила Ребекка. — Просто я думала о чем-то еще. Но я полечу с тобой в Сан-Франциско. Конечно, полечу.
— Завтра?
— Да.
— Спасибо.
Ребекка встала.
— Пойду укладывать чемодан, — сказала она.
Глава пятидесятая
Джаспер Мюррей был подавлен. Президент Никсон — лжец, прохвост и плут — был переизбран подавляющим большинством. Он победил в сорока девяти штатах. Джордж Макговерн, один из самых неудачливых кандидатов в американской истории, получил поддержку только штата Массачусетс и округа Колумбия.
Более того, хотя новые подробности уотергейтского скандала шокировали либеральную интеллигенцию, популярность Никсона не шла на убыль. По прошествии пяти месяцев, в апреле 1973 года, рейтинг президента был 60 к 33 процентам.
— Что нам делать? — спрашивал обескураженно Джаспер каждого, кто его слушал. Средства массовой информации, не отставая от «Вашингтон пост», разоблачали одно преступление президента за другим, в то время как Никсон изо всех сил старался скрыть свою причастность к проникновению в штаб-квартиру демократической партии. Один из уотергейтских взломщиков написал письмо, которое судья зачитал в суде. Автор письма жаловался, что на обвиняемых оказывалось политическое давление, чтобы они признали себя виновными и хранили молчание. Это означало, что если это правда, то президент пытается извратить отправление правосудия. Но избирателям, похоже, было все равно.
Во вторник 17 апреля Джаспер находился на брифинге в Белом доме, когда события приняли иной оборот.
По одну сторону комнаты для брифингов находилось небольшое возвышение в виде сцены. Перед занавесом сине-серого цвета, предпочтительного для телевизионного изображения, стояла трибуна. В комнате всегда не хватало стульев, и репортеры садились на коричневый ковер, когда операторам нужно было снимать.
Белый дом сообщил, что президент выступит с коротким заявлением, но не будет отвечать на вопросы. Журналисты собрались в три часа. Было уже полчетвертого, и ничего не происходило.
Никсон появился в четыре часа сорок две минуты. Джаспер заметил, что его руки как будто трясутся. Никсон объявил о разрешении спора между Белым домом и Сэмом Эрвином, председателем сенатской комиссии, которая расследовала «Уотергейт». Персоналу Белого дома теперь будет разрешено давать показания перед комиссией Эрвина, хотя они могут отказаться отвечать на любой вопрос. Эта уступка почти ничего не значит, подумал Джаспер. Но невиновный президент не будет иметь даже этого аргумента.
Потом Никсон заявил:
— Ни одному человеку, занимавшему в прошлом или занимающему ныне важную должность в администрации, не должен предоставляться иммунитет от уголовного преследования.
Джаспер нахмурился. Что это значит? Должно быть, кто-то просил предоставить ему иммунитет, кто-то из ближайшего окружения Никсона. И сейчас Никсон публично отказывает в этом. Он кого-то предупреждает. Но кого?
— Я осуждаю любые попытки скрыть факты, кто бы к этому ни имел отношения, — сказал президент, который пытался свернуть расследование по линии ФБР, и вышел из комнаты.