Граница вечности
Шрифт:
Потом он уснул, и почти все разошлись. У его кровати остались сидеть Таня и Димка. Димка успешно делал карьеру: сейчас он занимал руководящую должность в Госплане и был кандидатом в члены Политбюро. Он оставался близким сподвижником и единомышленником Косыгина, но их попытки реформировать советскую экономику всегда встречали в штыки кремлевские консерваторы. Димкина жена, Наталья, возглавляла аналитический отдел Министерства иностранных дел.
Таня начала рассказывать брату о последней статье, написанной ею для ТАСС. По совету Василия, который сейчас работал в Министерстве сельского хозяйства, она летала в Ставрополь, столицу южного плодородного края, где колхозники проводили эксперимент с премиальной системой по результатам работы.
— Урожаи растут, — говорила она Димке. — Реформа проходит успешно.
— Кремлю не понравятся премиальные, сказал Димка. — Они заявят, что система попахивает ревизионизмом.
— Система работает уже несколько лет, — продолжала Таня. — Тамошний первый секретарь Михаил Горбачев полон кипучей энергии.
— У него, должно быть, связи в верхах.
— Он знаком с Андроповым, который ездит туда на воды. — Шеф КГБ страдал от почечных камней. Если кто-то заслуживал такой боли, подумала Таня, то уж точно Юрий Андропов.
Димку заинтересовал Танин рассказ.
— Значит, этот Горбачев — реформатор и в дружеских отношениях с Андроповым? — сказал он. — Это делает его необычной персоной. Нужно присмотреться к нему.
— На меня он произвел впечатление здравомыслящего человека новаторских взглядов.
— Нам, безусловно, нужны новые идеи. Ты помнишь, каким был Хрущев в 1961 году, как он верил, что через двадцать лет СССР обгонит США по производству товаров и превзойдет по военной мощи?
Таня кивнула.
— Тогда считали его пессимистом.
— С тех пор прошло пятнадцать лет, а мы отстаем, как никогда. И Наталья говорит мне, что восточноевропейские страны также отстают от своих соседей. Они молчат только потому, что получают от нас огромные субсидии.
Таня кивнула.
— Мы держимся за счет огромного экспорта нефти и сырья.
— Этого недостаточно. Посмотри на Восточную Германию. Нам нужна стена, чтобы удерживать людей от бегства в капитализм.
Григорий пошевелился. Таня почувствовала себя виноватой. Она ставила под сомнения фундаментальную веру деда, сидя у его смертного одра.
Дверь открылась, и вошел незнакомец: старик, худой, сгорбленный, но безупречно одетый. На нем был темно-серый костюм, сшитый по нему, как у киногероя. Его рубашка сияла белизной, его галстук пылал багрянцем. Такую одежду могли носить только на Западе. Таня никогда не видела этого человека, но все равно в нем было что-то знакомое. Вероятно, это Лев.
Не удостоив внимания Таню и Димку, он посмотрел на человека в кровати.
Дедушка Григорий бросил на него взгляд, говорящий, что он знает посетителя, но не может вспомнить, откуда.
— Григорий, — сказал вновь прибывший. — Брат мой. Как же мы с тобой постарели.
У него был странный старомодный говор с грубым акцентом ленинградского заводчанина.
— Лев, — произнес Григорий. — Ты ли это? Ты был такой красавчик.
Лев наклонился и поцеловал брата в обе щеки, потом они обнялись.
— Ты приехал вовремя, — сказал Григорий, — Я одной ногой в могиле.
В комнату за Львом вошла женщина лет восьмидесяти. Она одета как проститутка, подумала Таня, в стильное черное платье, в туфлях на высоком каблуке, накрашенная и в драгоценностях. Таню донимала мысль, нормально ли это для старой женщины так одеваться в Америке.
— В соседней комнате я видел кое-кого из твоих внуков, — заметил Лев. — Славная компания.
Григорий улыбнулся
— Радость моей жизни. А как у тебя?
— У меня дочь от жены Ольги, которая мне не очень нравилась, и сын вот от Марги, которой я отдал предпочтение. Хорошим отцом я не был ни для кого из своих детей. У меня никогда не было твоего чувства ответственности.
— А внуки есть?
— Трое. Внучка — кинозвезда, внук — поп-звезда, и еще один внук — чернокожий.
— Чернокожий? — удивился Григорий. — Как это случилось?
— Как обычно. Мой сын Грег, кстати, названный так в честь своего дяди, переспал с негритянкой.
— Ну, он превзошел своего дядю, — сказал Григорий, и двое стариков засмеялись.
— Какую жизнь я прожил, Лев, — проговорил Григорий. — Я брал Зимний дворец. Мы прогнали царей и построили первую коммунистическую страну. Я защищал Москву от нацистов. Я генерал, и Володя тоже генерал. Я чувствую себя виноватым перед тобой.
— Передо мной?
— Ты уехал в Америку и пропустил все это, — сказал Григорий.
— Я не жалуюсь, — повел плечами Лев.
— Мне даже досталась Катерина, хотя она предпочитала тебя.
Лев улыбнулся.
— Все, что выпало на мою долю, — это сто миллионов долларов.
— Да, — кивнул Григорий. — Извини, но судьба безобразно обошлась с тобой.
— Ничего, — ответил Лев. — Я прощаю тебя.
Таня отметила про себя, что он говорил с иронией, но Григорий, казалось, не понял этого.
Вошел дядя Володя. Он был в генеральской парадной форме, потому что направлялся на какую-то военную церемонию. Тане вдруг пришло в голову, что он впервые видит своего настоящего отца. Лев устремил изумленный взгляд на своего сына, которого он никогда не видел.
— Боже мой! — воскликнул Лев. — Он похож на тебя, Григорий.
— Но он твой, — сказал Григорий.
Отец и сын пожали руки.
Володя молчал, потому что не мог ничего говорить, охваченный такими сильными эмоциями.
— Когда ты потерял меня как отца, — проговорил Лев, — ты мало чего потерял. — Держа сына за руку, он окинул его взглядом сверху донизу: начищенные до блеска ботинки, форма Советской армии, боевые ордена и медали, проницательный взгляд голубых глаз, серебристые волосы. — А я потерял, полагаю, гораздо больше.