Граница вечности
Шрифт:
— Какая славная картина, — с нежностью в голосе сказала она. — Трое детей тихо работают.
Она все еще говорила с заметным американским акцентом, хотя он смягчился за четверть века жизни в Лондоне. Она с удивлением посмотрела на флажки Дейва.
— Ты не часто интересуешься, что происходит в мире.
— Я собираюсь продавать их по шесть пенсов.
— Я могла бы догадаться, что твои старания не имеют никакого отношения к международному миру.
— Пусть этим занимается Иви.
Иви с жаром заговорила:
— Кто-то должен беспокоиться об этом. Нас может не быть в живых до того, как начнется этот марш, и только потому, что американцы такие лицемеры.
Джаспер взглянул на Дейзи, но она не казалась обиженной. Она привыкла к резким высказываниям дочери по этическим вопросам.
— Как видно, американцев здорово испугали ракеты на Кубе.
— Тогда они должны представить, что чувствуют другие народы, и убрать свои ракеты из Турции.
— Думаю, ты права и президент Кеннеди сделал ошибку, установив их там. Тем не менее есть различие. Здесь, в Европе, мы привыкли, что на нас нацелены ракеты — с обеих сторон железного занавеса. Но когда Хрущев скрытно отправил ракеты на Кубу, он нарушил статус-кво. — Справедливость есть справедливость. — А практическая политика нечто другое. Но посмотри, как повторяется история. Мой сын, как и мой отец, всегда готов воспользоваться случаем, чтобы сделать несколько долларов, даже на грани третьей мировой войны. Моя дочь, как мой дядюшка большевик Григорий, полна решимости изменить мир.
Иви вскинула голову.
— Если он был большевиком, значит, он изменил мир. — Но стало ли от этого лучше?
Вошел Ллойд. Коренастый и широкоплечий, он походил на своих предков-шахтеров. Что-то в его походке напомнило Джасперу, что когда-то он был чемпионом по боксу. Он был одет старомодно, в темный костюм из ткани в елочку, в нагрудный карман вложен белый льняной платок. Оба родителя, очевидно, собирались на какое-то политическое мероприятие.
— Мы можем идти, если ты готова, дорогая, — сказал он.
— По поводу чего вы собираетесь? — спросила Иви.
— По поводу Кубы — ответил отец. — А что еще обсуждать? — Он заметил ее плакат. — Я вижу, ты уже приняла решение по этому вопросу.
— Что здесь не ясно? — пожала она плечами. — Кубинскому народу нужно дать возможность самому решать свою судьбу. Разве это не является основным демократическим принципом?
Джаспер почувствовал, что назревает ссора. В этой семье половина ссор происходила из-за политики. Ему надоел идеализм Иви, и он перебил ее:
— Завтра на Трафальгарской площади будет выступать Хэнк Ремингтон. Он исполнит песню «Ядовитый дождь». — Ремингтон, парень из Ирландии, настоящее имя которого Харри Райли, был руководителем поп-группы «Кордс». В песне говорилось об опасности радиоактивных осадков.
— Замечательный певец, — воскликнула Иви. — С четким мышлением. — Хэнк был одним из ее героев.
— Он заходил ко мне, — сказал Ллойд.
Иви сразу оживилась:
— Ты мне не говорил.
— Не успел. Он заходил сегодня.
— Что ты о нем думаешь?
— По-настоящему одаренный выходец из рабочего класса.
— Чего он хотел?
— Чтобы я встал в палате общин и заклеймил президента Кеннеди как поджигателя войны.
— Правильно.
— А что произойдет, если лейбористы победят на следующих всеобщих выборах? Допустим, я стану министром иностранных дел. Возможно, мне придется отправиться в Белый дом и просить президента, чтобы он поддержал какую-нибудь инициативу лейбористского правительства, скажем, резолюцию в ООН против расовой дискриминации в Южной Африке. Кеннеди может припомнить, как я оскорбил его, и послать меня к черту.
— Тем не менее тебе нужно это сделать, — добавила Иви.
— Бесполезно обзывать кого-то поджигателем войны. Если бы мои слова способствовали разрешению кризиса, я не стал бы раздумывать. Но пойти с этой карты можно лишь один раз, и я приберегу ее как козырь для другого случая.
Джаспер подумал, что Ллойд прагматичный политик, и он одобрял его.
А Иви нет.
— Я считаю, что нужно открыто говорить людям правду, — заявила она.
— Я горжусь, что у меня такая дочь, — улыбнулся Ллойд. — Надеюсь, ты пронесешь через всю жизнь эту убежденность. Но сейчас я должен идти и объяснить своим сторонникам в Ист-Энде, в чем причины кризиса.
— Пока, дети, — попрощалась Дейзи, и они вышли.
— Кто победил в этом споре? — спросила Иви.
Твой отец, подумал Джаспер, с легкостью, но он не сказал этого.
* * *
Джордж вернулся в Вашингтон очень встревоженный. Все работали исходя из предположения, что вторжение на Кубу непременно завершится успехом. Но все изменилось с появлением фотографий ракет ближнего радиуса действия на пусковых установках. Теперь против американских войск может быть применено оперативно-тактическое ядерное оружие. Возможно, американцы все же победят, но война будет более тяжелой, она будет стоить больших жизней, и результатом уже не будет заранее принятое решение.
Он вышел из такси у Белого дома и остановился у дверей пресс-службы. Мария сидела за своим столом. Он обрадовался, что она выглядела гораздо лучше, чем, за три дня до этого.
— Я чувствую себя хорошо, спасибо, — ответила она на вопрос Джорджа.
Его тревога немного улеглась, хотя чувство беспокойства продолжало щемить сердце. Она приходила в себя физически, но Джордж мог только догадываться, какой моральный урон она пережила из-за своего тайного романа.
Он не мог задать ей более личные вопросы, потому что она принимала посетителя — молодого темнокожего мужчину в твидовом костюме.
— Познакомься, это Леопольд Монтгомери, — представила она посетителя. — Он из агентства Рейтер. Пришел за пресс-релизом.
— Называй меня Ли, — сказал он.
— Как мне кажется, в Вашингтоне не так много иностранных темнокожих корреспондентов, — заметил Джордж.
— Я единственный, — ответил Ли.
— Джордж Джейкс работает у Бобби Кеннеди, — пояснила Мария.
Ли вдруг заинтересовался:
— Что он собой представляет?
— Работы хоть отбавляй, — проговорил Джордж, избегая ответа на вопрос. — Главным образом я консультирую по гражданским правам. Мы подаем судебные иски против южных штатов, которые препятствуют неграм голосовать.