Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле
Шрифт:
Джамбаттиста делла Порта основал «Академию для изучения тайн природы». Подобно Телезию, он утверждал: наука должна опираться на опыт! У великого Козентинца это было умозрительной догадкой. Делла Порта опыты ставил. Пусть наивные, пусть порой основанные на предрассудках, но это были опыты во имя пауки, которой он рыцарски служил, хотя и называл ее магией. Он стремился постичь тайны природы. Делла Порта был ученым. Появление нового таланта — Томмазо — вызвало у него не ревность, а радость. Он открыл ему свой дом, лабораторию, библиотеку и, главное, вместе с Марио дель Туфо помог издать его книгу «Философия, доказанная ощущениями».
Неаполитанцы, казалось бы ко всему привыкшие, с удивлением увидели однажды молодого доминиканца с тяжелыми связками одинаковых книг в руках. Он бежал по улице, потом вдруг, задыхаясь, присел на камень, вытащил из пачки и
Под этим именем, унаследованным от прадеда, он выпустил в свет свою первую книгу. Под этим именем — Кампанелла — Колокол — будет и впредь обращать свои слова urbi et orbi — городу и миру.
Кампанелле было двадцать три года, когда вышло в свет его сочинение. Ни с чем несравнимое чувство испытал он в тот день… Сын бедного, неграмотного деревенского сапожника, он написал ученый трактат на латинском языке! Книга эта издана! Отец может им гордиться. С ближайшей оказией надо послать книгу в Стиньяно. Но отец не сможет прочитать этой книги, и, даже если бы кто-нибудь перевел ему с латинского сочинение сына, он ничего в нем не поймет. Горькая мысль. Далеко, страшно далеко ушел Джованни от отчего дома. Близким не понять того, чем он занят. А все-таки какая радость держать в руках свою книгу, напечатанную, переплетенную, только что выставленную для продажи! Собственные слова в напечатанном виде выглядят по-другому, они весят больше. Вдруг Кампанелла натолкнулся на опечатку. Это как укол в сердце. Он даже замычал от огорчения и когда, наконец, дошел до дома и подарил книгу своему хозяину и благодетелю, не мог говорить ни о чем другом, кроме того, как омрачена его радость нерадивым наборщиком.
Марио дель Туфо приветливо и спокойно сказал:
— Досадно! Но главное: книга напечатана!
У книги молодого философа нашлось много читателей. Не только люди, действительно увлеченные наукой, с которыми Томмазо встречался у дель Туфо и у делла Порта, познакомились с ней, но и те, кто никогда не прочитал ни строчки ни Аристотеля, ни Телезия, услышав, сколько разговоров вызывает книга Томмазо, поспешили ее купить. Студенты Неаполитанского университета тоже прослышали о новинке. У кого не хватало денег, складывались, чтобы сообща заплатить за один экземпляр.
Студенты больше не желали зубрить: «Бытие, не имея начала, было бы бесконечным, значит, его не было бы нигде. Но поскольку оно не бесконечно, значит, оно было сотворено. Так говорит учитель!» Им не хотелось восхищаться тем, что святой Фома Аквинат гордо называл себя «человеком одной книги». Им хотелось прочитать как можно больше книг. Они больше не соглашались принимать все на веру. Им хотелось доказательств, таких, которые можно проверить. Они не соглашались, что книги, написанные за много веков до того, как они родились, сохраняют и для них свою истинность. Не может быть вечной мудрости! Откуда такая дерзость?
Их прадеды, деды, пожалуй, еще и отцы покорно бубнили: «Пояс земли называется экватором. Приблизиться к нему нельзя. Там великий жар, кипит вода, корабли загораются, а люди обращаются в пепел». Но уже многие знают, что славный корабль «Виктория» под командованием отважного Себастиана д'Элькано пересек экватор, а вслед за ним это совершили много кораблей. И никто не сгорел! А другие корабли обогнули земной шар. И некий нюрнбергский астроном-любитель, купец и мореплаватель Мартин Бегайм соорудил огромный глобус, на котором написал гордые слова: «Да будет ведомо, что на данной фигуре вымерен весь свет, дабы никто не сомневался, насколько мир прост, и что повсюду можно проехать на кораблях или пройти, как здесь изображено…» Но в университетских аудиториях таких глобусов нет. И спрашивают профессора, никогда не покидавшие стен родного города, глубокомысленно почесывая в волосах:
— Как говорит учитель о строении нашей Земли?
— Magister dixit — учитель говорит, что к экватору приблизиться нельзя.
…Профессор дремотно и согласно кивает головой.
— Учитель говорит, что Солнце совершает свой путь вокруг Земли.
В университетах Европы в ту пору шло великое брожение. На университетских кафедрах появлялись профессора, говорившие такое, чего раньше никто не осмеливался сказать. Новые
Но были и такие, кто стоял на своем. Если их изгоняли из одного университета, они перебирались в другой, внося туда дух беспокойных исканий.
Кипение таких страстей захватило и университет в Неаполе. Никогда прежде не знал он таких споров. Книга Кампанеллы подлила масла в огонь.
Еще бы! В этой книге звучали такие, неслыханные прежде слова: «…Должно стремиться к истине и предпочитать ее самой жизни — даже тогда, когда она отвергнута всеми. Истина действительно такова, что, хотя бы и была вопреки справедливости насильственно сокрыта, — по озарению божественной воли, от которой она исходят, внезапно вырывается из тьмы и становится очевидной всякому и всплывает на поверхность, оставляя все за собой. Так что те, кому удалось скрыть ее, если они совершали это из низких побуждений, оказываются разоблаченными как враги бога и людей и возбуждают великую ненависть, а если поступали так по неведению, вызывают всеобщее презрение». То была присяга Кампанеллы.
Глава XIX
Первый собственный труд, появившийся в печати, окрылил Кампанеллу. Он задумал новые ученые сочинения — трактат об устройстве вселенной, очерк новой метафизики. Мысль о едином начале, пронизывающем всю природу, живую и неживую, Кампанелла хочет воплотить в труде под дерзким названием «О способности вещей к ощущению». Он неутомимо работает. Он мало спит. Постыдно тратить время на сон, если еще столько предстоит сделать.
Много книг в домах дель Туфо и делла Порта, но Кампанелле их недостаточно. Он дерзнул испросить разрешения пользоваться книгами библиотеки монастыря Сан-Доменико Маджоре, лучшей библиотеки Неаполя. Это был великий риск. Здесь могли дознаться, что он в Неаполе без разрешения своей обители. Обошлось! Каждый раз, когда Кампанелла раскрывал книгу, прежде не читанную, ему казалось, именно из нее узнает он то, чего так жаждет. Он полюбил работать в библиотеке. Ему мил запах кожаных переплетов, старого пергамента, бумаги, пыли, тихие шаги, негромкие голоса. Погруженный в работу, Кампанелла не заметил, что монах-библиотекарь с некоторых пор записывает названия всех книг, которые берет Кампанелла. Он задает Кампанелле странные вопросы. Почему брат Томмазо читает книги, где немало заблуждений? Книги, хоть прямо и не запрещенные, но не одобряемые святой церковью? Чувствует ли он себя достаточно прочным в вере, чтобы противостоять лжеучениям?
На такую тему Кампанелла всегда готов поспорить:
— Прежде чем отвергнуть книгу, ее надо прочитать и над ней поразмыслить. Что за нелепость говорить о чьем-то труде «он вреден!», не прочитав его! Сколь хрупкой должна быть наша вера, если ее может поколебать одно лишь перелистывание страниц, о которых говорят, что они еретические!
Библиотекарь покачивал головой. Осторожно и неопределенно, и не поймешь, соглашается он с Кампанеллой или собирается возражать ему. После этого разговора Кампанелла на другой день не нашел на полке книги, что читал накануне. Он спросил у библиотекаря, тот сокрушенно развел руками: