Гражданин начальник
Шрифт:
Пафнутьев молча сидел в углу дивана и наблюдал за действиями оперативников. Заварзин лежал, раскинув руки, посреди комнаты, и лицо его было почти таким же, каким видел Пафнутьев несколько дней назад. Вот только небольшая ранка с запекшейся кровью под правым глазом. На затылке рана была побольше, гораздо больше. Ковер был испачкан, видимо, Заварзин бился в агонии на ковре. По его позе определить, где он находился в момент выстрела... Этого сделать было нельзя.
Еще раз окинув комнату взглядом, Пафнутьев вздохнул. Он не понимал происшедшего. Квартира на третьем этаже. Балкона нет. Шторы задернуты. С улицы заглянуть в квартиру невозможно. Красивая девушка, которая в данный момент рыдает в истерике на кухне, утверждает, что они были вдвоем. Не верить нет оснований – она сама позвонила и в «Скорую помощь», и в милицию. Никаких стреляющих предметов в доме не обнаружено. Самоубийцы не стреляют себе в щеку. Кроме того, не кончают самоубийством такие люди, как Заварзин.
«Третий труп, – повторил про себя Пафнутьев и не мог не вспомнить предупреждения Аркаши – тот говорил, что жертвы еще будут. – Сколько же у них там миллионов, если это уже третье убийство? – озадаченно подумал Пафнутьев. – И вообще – что на кону?»
Поставив на колени телефон, Пафнутьев медленно набрал домашний номер Голдобова. Тот оказался на месте.
– Илья Матвеевич? Добрый вечер. Звонит Пафнутьев.
– Кто? – растерянно спросил Голдобов, но тут же, совладав с собой, воскликнул уже другим голосом: – Неужели вы когда-нибудь оставите меня?
– Боюсь, не скоро. Погиб ваш друг...
– Поймите, не был он мне другом! Он работал у меня, и только!
– Вы кого имеете в виду, Илья Матвеевич?
– То есть как кого? Пахомова.
– А я – Заварзина, – негромко, но внятно произнес Пафнутьев.
– Не понял? – произнес Голдобов, но голос его дрогнул, он боялся поверить в то, что услышал. Именно это Пафнутьеву и нужно было узнать – известно ли Голдобову о смерти Заварзина. – Простите... Вы не оговорились?
– Нет.
– Что с ним?
– Разбираемся.
– Где он?
– У себя в квартире. – Пафнутьев не мог не отметить четкость вопросов, которые задавал Голдобов. Среди них не было пустых. Все по делу.
– Я могу приехать?
– Вы хотите?
– Если не возражаете.
– Не стоит, Илья Матвеевич. Наши хлопоты... Они еще продлятся какое-то время. Да и зрелище не из приятных...
– Он мертв?
– Да.
– Как это случилось?
– Выстрел в лицо. Навылет.
Стон, раздавшийся из трубки, еще раз убедил Пафнутьева – Голдобов не играет, он действительно в ужасе.
– Илья Матвеевич, если позволите, один вопрос... Есть такой человек... Женщина. Назвала себя Дашей... Именно она сообщила о происшествии. Она тоже здесь. Ей немножко плохо... Вы ее знаете?
– Красивая, крупная, светлая, загорелая? – спросил Голдобов.
– Да, именно такая.
– Последнее время Заварзин часто виделся с ней. Можно сказать, что он виделся только с ней.
– Ее стоит подозревать?
– Послушайте, вы сами сказали, что она вас вызвала!
– И все-таки! – настаивал Пафнутьев.
– Я бы не стал ее подозревать... У них слишком далеко все зашло и... И все, как бы это сказать... Простите, я сбиваюсь... У них все было безоблачно. Нет, оставьте ее в покое. А что, разве больше некого подозревать?
– Найдем, Илья Матвеевич, – сказал Пафнутьев. – Всего доброго. Утром буду у вас.
Пафнутьев озадаченно крутнул головой и, поставив телефон на диван, прошел на кухню. Светловолосая девушка сидела на слишком маленькой для нее кухонной табуретке и неотрывно смотрела в стенку прямо перед собой.
– Опять я, – сказал Пафнутьев, присаживаясь рядом. – Даша, не думайте, что я вас не понимаю. Но я обязан что-то делать, вы уж простите. Просто я обязан куда-то мчаться, ловить, хватать... Поднатужьтесь, пожалуйста, ответьте на два-три вопроса, и я уйду. Идет время, Даша, и злодей уходит все дальше. И поймать его все труднее... Задам вопрос, ладно?
Девушка кивнула, и только по этому ее жесту он убедился, что она его слышит.
– Сколько вас было в квартире?
– Двое.
– И никого больше, ни единой души?
– Только двое.
– Кто-то входил, уходил, посещал вас... Почтальон, слесарь, милиционер... Обычно эти люди не вспоминаются...
– Никого не было.
– Вы что-то затевали на этот вечер?
– Ужин... – Она беспомощно махнула рукой. – Ужин... – Даша обвела глазами кухню, где все стояло в неприкосновенности – тушка кролика и две бутылки сухого вина.
– Заварзин никуда не торопился?
– Нет... У нас долго не получалось встретиться, он все время был занят, а сегодня сам позвонил... Давай, говорит, повидаемся... Давай, говорю... Он сказал, что у него все есть, брать ничего не надо... И действительно – вино, мясо, сыр, рыба...
– А почему вино не в холодильнике? – спросил Пафнутьев. – Белому вину положено быть в холодильнике. Тем более в такую жару.
– Оно и было в холодильнике... Я его вынула, уже на стол собиралась поставить... И слышу – в комнате грохот...
– Грохот?
– Ну да... Такой, когда, знаете, падает человек... Я бросилась в комнату, а он катается... И это... умирает. – Она обхватила лицо руками.
– А выстрела? Выстрел не слышали?
– Не было выстрела.
– Да, – Пафнутьев был явно озадачен. – Может быть, тихий... Вроде щелчка... А?
– Не слышала... А вот грохот был... Я бросилась к нему, думала, что он упал и ударился, но, когда перевернулся лицом вниз, я увидела затылок... Там сплошная дыра...
Пафнутьев помолчал, давая возможность Даше справиться с рыданиями, прошел в комнату, еще раз все осмотрел, и взгляд его упал на опрокинутую табуретку. Он только сейчас увидел ее. Табуретка была явно лишней в этой ухоженной дорогой квартире. Мягкая мебель, полированные поверхности, золотистые шторы, видеотехника... И табуретка. Он подошел к ней, присел на корточки и, не прикасаясь, начал рассматривать. Нет, ничего особенного он на ней не увидел.