Гражданская война в России: Записки белого партизана
Шрифт:
На Дону положение дел было другое. Тогдашний Донской атаман — генерал Краснов поставил себя в совершенно независимое, относительно Главного командования, положение. Бывший атаманец, убежденный монархист, германофил по необходимости, Краснов был человеком широкого и разностороннего образования, громадной трудоспособности и железной воли. Он вел Дон твердой рукой. Организовав многочисленную, прекрасно вооруженную, экипированную и стойкую Донскую армию, Краснов освободил от большевиков всю территорию Дона, а также часть Богучарского уезда Воронежской губернии. Завязшее на Кубани по уши, не имевшее собственной территории, Главное командование, питавшееся к тому же снарядами и патронами из донских складов, с неопределенной политической программой и неустойчивой политикой, не пользовалось уважением на Дону.
Краснов, страдавший значительной манией величия, отнюдь не намерен был признавать приоритета генерала Деникина и не упускал случая это демонстративно проявлять. В начале декабря приехали в Екатеринодар союзники. Их встретили с большим подъемом и помпой. Конечно, Краснов, как глава «старшего казачьего брата», пожелал, в свою очередь, принять союзников самостоятельно. Он затеял это en grand, {20} разослав приглашения представителям Добрармии, Кубани и Терека. Я был командирован в качестве представителя вооруженной Кубани. Вместе со мной ехали Петр Макаренко, генерал Гейман и Ратагау от Рады, генерал Боровской от Добрармии.
Впервые после долгого перерыва вступил я на территорию Дона, После грязного и беспорядочного Екатеринодара казалось, что попал в другое царство, как в старое время, бывало, выезжал за границу. На станциях стояли бравые жандармы в красных фуражках; [171]
171
В Российской Империи периода до 1917 г. генералы, офицеры, унтер-офицеры и рядовые различных видов полиции — городской (в том числе и конной), дворцовой и Санкт-Петербургской (Петроградской), речной — имели красные канты, выпушки и просветы на фуражках, мундирах и погонах, но, кроме этого, на правом плече они носили аксельбанты: офицеры — серебряные, унтер-офицеры и рядовые — красные; последние, кроме того, при повседневной форме на гимнастерках имели красные погоны. На форме одежды ординарческих эскадронов, сформированных в годы Гражданской войны в различных объединениях ВСЮР и выполнявших те же функции, что и полевые жандармские эскадроны в войсках в годы Первой мировой войны, в качестве отличия от обмундирования других частей в основном носились серебряные погоны с голубыми выпушками и просветами (у офицеров) и белые погоны с голубой выпушкой (у остальных чинов); фуражка для всех — с голубой тульей и белым околышем с белой по тулье и голубыми по околышу выпушками. Кроме того, для поддержания внутреннего порядка генералом А. И. Деникиным была создана Государственная стража — городская, сельская и железнодорожная, которая носила армейскую форму одежды, но с национальным бело-сине-красным «треугольником» на тулье фуражки и нарукавной повязкой таких же цветов. Собственно же жандармерия никакими министерствами и отделами внутренних дел различных правительств на юге Росси, по-видимому, не восстанавливалась. Однако на Дону приказом управляющего Отделом внутренних дел Янова за № 9 от 21 мая (3 июня) 1918 г. была установлена форма одежды чинов Донской милиции — общеказачья, с углом донских цветов (сверху вниз: сине-желто-красного) острием вниз на правом рукаве, имеющим в развороте угла номер участка (с 1 по 250), у старшего милиционера вместо номера буквы «Ст. М.»; погоны — синие, без канта, с красным трафаретом по первым буквам названия города или округа и буквы «М.», например: «Ч.М.» — Черкасская окружная милиция.
Вечером я представлялся Краснову. Еще юнкерами мы зачитывались статьями подъесаула П. Краснова, писавшего по казачьим вопросам. В Германскую войну я встречался уже с генералом Красновым, командовавшим 1-й Донской дивизией. С большим удовольствием встретился и теперь. Разговор коснулся взаимоотношений Дона с Главным командованием.
— Могу ли я, — сказал атаман, — имея сильную армию, на освобожденной территории, с налаженным государственным аппаратом и установившимся правопорядком, подчиниться генералу Деникину, почти не имеющему ни территории, ни своей армии, — ибо громадная часть Добрармии состоит из казаков же, — и с туманной, колеблющейся политической программой? Меня обвиняют в германофильстве, но это плод недоразумения, ибо мое так называемое германофильство есть разумная международная политика, вызванная обстоятельствами времени. Пусть добровольцы помнят, что Дон снабжал их патронами и снарядами, без чего борьба их с большевиками была бы немыслима; но эти полученные от немцев патроны я омываю прежде в водах Тихого Дона и затем уже передаю Добрармии, — добавил Краснов с улыбкой…
На другой день утром я присутствовал на торжественном богослужении в Новочеркасском соборе. Давно не испытывал я такого наслаждения; превосходное облачение духовенства, чудный хор, благолепное богослужение — все то, от чего мы давно отвыкли в нашей звериной жизни последних лет.
Затем состоялся парад войскам. Участвовали юнкера, [172] донские гвардейские [173] и армейские части и вновь воссозданные старые русские боевые полки, с Лейб-гвардии Финляндским [174] во главе. Войска производили превосходное впечатление своей выправкой, экипировкой, бодрым видом и стройностью эволюции. Присутствовавшие на параде иностранцы, ожидавшие, видимо, встретить нечто вроде ополчения или милиции, были поражены. Вечером в честь иностранцев был дан торжественный обед в атаманском дворце. Роскошно сервированный стол ломился от всяких яств и бесчисленных закусок и вин; зернистая икра стояла прямо в жбанах; звенья громадной рыбы и янтарные балыки радовали глаз. Донской войсковой смешанный хор в старинных казачьих, расшитых позументом чекменях — детище донского композитора генерала Траилина — пел славные, исторические донские песни; превосходный войсковой струнный оркестр играл, скрытый на хорах. Умел-таки Краснов принять гостей седого Дона — старшего брата всего русского казачества.
172
Речь идет о Новочеркасском казачьем военном училище. Оно было создано в г. Новочеркасске в 1869 г. под названием Новочеркасского урядничьего училища. С 1871 г. — Новочеркасское казачье юнкерское, а с 1910 г. — Новочеркасское казачье военное училище. В конце 1917 г. одна сотня юнкеров училища вместе с небольшим отрядом добровольцев разоружила на Хотунке (под Новочеркасском) несколько тысяч вооруженных солдат запасных полков. Его чины охраняли в Новочеркасске Войскового атамана генерала от кавалерии А. М. Каледина. Оно в полном составе (вместе с представителями его учебной части) в конце 1917 — начале 1918 гг. участвовало в боях под Ростовом на участке Зверево — Гуково. В училище первые добровольцы подразделений Алексеевской военной организации (позднее — Добровольческой армии) получали обмундирование, снаряжение и вооружение. В феврале 1918 г. училище особым отрядом выступило в Степной поход. По возвращении в Новочеркасск оно возобновило свою деятельность — 4 (17) мая Войсковой атаман генерал П. Н. Краснов приказал открыть его в срочном порядке, т. к. зарождавшаяся Донская армия нуждалась в своих донских офицерах. Его начальником был назначен полковник (затем — генерал-майор) А. И. Семенченков, и оно стало иметь конный, пластунский, инженерный и артиллерийский отделы; штат училища — 270 юнкеров. Впоследствии училище было переименовано в Атаманское военное училище и приняло активное участие в боях в Северной Таврии и Крыму в 1920 г.
173
У Шкуро имеется в виду Лейб-гвардии Казачий и Атаманский полки и 6-я Донская батарея, переименованные 4(17) сентября 1918 г. из 1-го и 2-го Донских казачьих полков и 6-й Донской казачьей батареи.
174
После Брестского мира к лету 1918 г. старшие офицеры Лейб-гвардии Финляндского полка во главе с его командиром полковником А. Н. Моллером 1-м собрались на Дону и с разрешения Войскового атамана П. Н. Краснова под Новочеркасском начали вновь создавать свой полк. Ядро (кадр) полка составляли кадровые и военного времени офицеры полка, а также подпрапорщики, унтер-офицеры и рядовые, сумевшие пробраться на Дон. Основной состав чинов полка — мобилизованные. 13 (26) июня полк под названием 4-го Донского стрелкового полка был возрожден. Сперва полком командовал полковник Моллер 1-й, а с 26 августа (8 сентября) — полковник Д. П. Енько 1-й. Ко дню полкового праздника — 12 (25) декабря того же года — в полк вернулось Георгиевское знамя. Осенью 1918 г. полк участвовал в боях под Воронежем, в марте — мае 1919 г. — под станицей Великокняжеской, понеся при этом большие потери. Летом 1919 г. полк стоял под Новочеркасском, заново формируясь и пополняясь добровольцами и мобилизованными. С осени 1919 г. до февраля 1920 г. полк вновь участвовал в боях. Затем полк был перевезен в Крым. Принимал участие в боевых действиях Русской армии генерала П. Н. Врангеля в составе Сводно-Гвардейского полка (отряда). Оставшиеся в живых финляндцы эвакуировались в Галлиполи.
Присланные иностранцами представители были, вероятно, не без умысла, не в чинах — больше неполные штаб-офицеры и молодежь, но Краснов сумел не понять намека и принял их с великими почестями. Первый тост произнес Донской атаман за Его Величество Короля Георга, за английский народ, британскую армию
Генерал Боровский сказал солдатского характера речь, в которой благодарил Дон за гостеприимство, оказанное в свое время формировавшейся Добрармии. Краснов ответил тостом — достаточно кратким и сдержанным — за генерала Деникина и Добрармию. Макаренко и Ратагау в застольных речах проводили свою черноморскую платформу. Я также поднял бокал и высказал свое восхищение всем виденным на Дону, приписав это энергии и творческой деятельности атамана.
— Я вижу силу в единении, — сказал я, — а в генерале Краснове будущего атамана всех казачьих войск…
На другой день состоялся второй обед, данный Донским войсковым кругом. Главной темой застольных здравиц был вопрос объединения всех сил. Были, однако, речи и против такового.
По возвращении с донских празднеств я представился Кубанскому атаману и генералу Романовскому, который от имени Главкома сделал мне внушение за мое пожелание в застольной речи видеть Краснова атаманом всего казачества. В Екатеринодаре происходили в это время выборы Войскового атамана. Черноморская фракция решила голосовать за Быча. Депутаты приглашали меня поддержать своим влиянием эту кандидатуру, но я решительно отказался; не говоря уже об одиозности этого имени для Главного командования и о тяжких несогласиях, могущих проистечь в случае его избрания, Быч, как человек штатский, не был бы авторитетен для казаков, привыкших видеть на атаманском посту людей военных. Особенно малоуместным представлялся мне штатский атаман во время Гражданской войны, требовавшей напряжения всех воинских средств страны. Линейцы и поддерживавшая их в данном случае горская фракция вотировали за старого атамана Филимонова, который и был переизбран незначительным числом голосов; Быч, бывший на ножах с Филимоновым, не пожелал остаться председателем правительства, подал в отставку и был замещен видным линейным лидером Сушковым. Стараясь прет доставить Бычу приличный выход из положения, чернот морцы изобрели для него, как казалось тогда, синекуру в виде командировки в Париж в качестве председателя делегации, в которую вошли бывшие члены правительства: из ведомства юстиции Намитоков, по военным делам генерал Савицкий [175] и члены Рады Калабухов и Долгополов.
175
Савицкий Вячеслав Дмитриевич родился 7 марта 1880 г. в Екатеринодаре. Окончил Оренбургский Неплюевский кадетский корпус и поступил в Санкт-Петербургский технологический институт, но через год ушел оттуда и поступил в Николаевское кавалерийское училище (1903 г.). После окончания был выпущен в Кубанский дивизион, расквартированный в г. Варшаве, затем принят в Собственный Его Императорского Величества Конвой, в котором служил до отречения Императора Николая II на должности командира сотни в чине есаула. После переформирования Конвоя выступил на фронт вместе с Кубанским гвардейским дивизионом. Савицкий вскоре был избран казаками в члены Кубанской Рады, заседавшей в г. Екатеринодаре. После занятия города красными в 1918 г. он, как член Кубанского Краевого правительства по военным делам, вместе с отрядом В. Л. Покровского выступил на соединение с частями Добровольческой армии генерала Корнилова. 12 (25) марта его произвели в полковники, а 30 ноября (13 декабря) — в генерал-майоры. В начале 1919 г. он был отправлен в командировку во Францию — членом делегации на Парижскую мирную конференцию, где и оставался в первые годы эмиграции. 2 декабря 1919 г. был исключен из рядов Кубанского казачьего войска. В 1923 г. он вместе с кубанскими казаками-джигитами уехал в США, где обосновался в Голливуде и много лет работал в различных кинематографических студиях, играя небольшие характерные роли — в основном в фильмах из русской жизни. Умер там же 12 февраля в 1963 г.
Тем временем дела на фронте шли неважно. Усилившись частями, подошедшими с ликвидированного Терского фронта, отступавшие красные части задержались и оказывали упорное сопротивление у селений Благодарного и Александровского. На минераловодском направлении красные вновь овладели станицами Бургустанской, Суворовской и Бекешевской, угрожая своим левым флангом Баталпашинской, оборонявшейся отрядом Султан-Келеч-Гирея. [176] Станция Курсавка и станица Воровсколесская переходили из рук в руки. Из Баталпашинской приезжали ко мне старики с просьбой выручить их станицу.
176
Генерал-майор Султан Келеч-Гирей — князь, крупный землевладелец и собственник. Родился в ауле Уяла, Окончил кадетский корпус и Елисаветградское кавалерийское училище. Участник подавления революции 1905 г. В годы Первой мировой войны служил в Кавказской Туземной конной дивизии. Летом 1917 г. — полковник, участник корниловского выступления. В начале 1918 г. на Кубани — командир сформированного Черкесского конного полка. 12 (25) марта по представлению командующего войсками Кубанского края за боевые отличия был произведен в генерал-майоры. К осени его назначили командиром 2-й бригады 1-й Конной дивизии, а 8 (21) декабря — начальником Черкесской конной дивизии. В 1920 г. после поражения и эвакуации ВСЮР в Крым Келеч-Гирей вместе с остатками своей дивизии перешел с разрешения грузинского правительства границу Грузинской Демократической республики, где и был интернирован. Затем он уехал в Крым, откуда по приказу генерала Врангеля отправился в Карачаевскую область Северного Кавказа, организовал несколько бело-зеленых отрядов, но в боях с частями Красной армии потерпел поражение и вновь бежал в Грузию. Весной 1921 г., после начала наступления красных на Грузию, уехал за границу. В эмиграции он возглавил националистическую Народную партию горцев Северного Кавказа (создана внуком Шамиля, боровшегося с Россией в период Кавказской войны XIX в., — Шамилем Саидом), ставившую целью отторжение Северного Кавказа от СССР и создание там Северо-Кавказской республики. Келеч-Гирей являлся членом ЦК этой партии, входил в состав Комитета независимости Кавказа, состоявшего из руководителей грузинских, армянских, азербайджанских и горских националистов и засылавшего в СССР свою агентуру, пытавшуюся подготовить антисоветские восстания. Этот Комитет также организовывал митинги против СССР, направлял различные меморандумы и особые делегации в Лигу Наций, занимался активной антисоветский деятельностью. В 1941 г. Келеч-Гирей установил связь со спецслужбами национал-социалистской Германии и приехал в Берлин по вызову СД (служба безопасности). Он вместе с другими кавказскими и закавказскими националистами организовал ряд «Национальных комитетов», главной задачей которых являлась всесторонняя помощь германской армии при захвате Кавказа и Закавказья. В 1942 г СД направила на Северный Кавказ специальную комиссию под председательством Келеч-Гирея для содействия германским оккупационным частям в создании местной администрации и организации борьбы с партизанским движением. Келеч-Гирей ездил по горным аулам, подбирал бургомистров, выявлял коммунистов и партизан, призывал горцев к содействию немцам. Одновременно он предпринимал попытки создания горских частей, и это в некоторой степени ему в конце концов удалось. Однако большинство населения не поддерживало гитлеровцев, и после наступления Красной армии в начале 1943 г. Келеч-Гирей с остатками своих горских частей бежал за границу, а затем перебрался в Италию. В конце 1944 — начале 1945 гг. в Северной Италии в районе г. Толмеццо он командовал Кавказской дивизией (более 4 тысяч человек) Казачьего стана генерал-майора Т. И. Доманова. В мае 1945 г. дивизия была интернирована британцами в Обердрауберге. 29 мая 125 кавказских офицеров вместе с Келеч-Гиреем были доставлены в Юденбург и переданы органам НКВД. Повешен в Москве 16 января 1947 г. по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР.
Произведенный 30 ноября в генерал-майоры, около половины декабря я выехал на фронт. Дивизия моя входила в состав 3-го армейского корпуса под командой генерала Ляхова, штаб которого стоял на станции Киян. Ляхов объяснил мне общую обстановку. Красные намеревались овладеть Армавиром, чтобы затем выйти таким образом в тыл 3-му корпусу. Следующим ударом на Кавказскую они отрезали бы отряд Врангеля, наступавшего на Святой Крест.
Отправившись в свою дивизию, временно находившуюся под командой генерала Офросимова, я застал ее в печальном состоянии. Люди и лошади болели от плохой воды. Полки были очень слабого состава — 30–40 шашек в сотне; люди плохо одеты и неважно питались. Я просил Ляхова дать мне возможность отвести дивизию в резерв на несколько дней, чтобы привести ее в порядок. Вместо ответа он вызвал меня спешно к себе. Сдав временно командование дивизией полковнику Бегиеву, я 21 декабря вечером выехал со своей Волчьей сотней конвоя и хором трубачей в штаб корпуса. Пройдя верст 40 переменным аллюром, часа в 3 ночи я прибыл на станцию Киян. Генерал Ляхов уже спал в своем купе. Я приказал адъютанту разбудить его.