Грех и чувствительность
Шрифт:
Она кивнула. Он помог ей выйти из кареты и повел к наемному экипажу.
– Запомни, Элинор, что ты ускользнула из дома только для того, чтобы посмотреть на акробатов.
– На акробатов. И людей на ходулях.
Он видел, что она уже обрела способность здраво мыслить. Это его удивило. Большинство женщин, которых он знал, закатили бы истерику или умоляли его отомстить оскорбившему их мерзавцу. Ему было ясно, что договоренность, достигнутая с Мельбурном, очень много значит для нее. Гораздо больше, чем он думал сначала.
Усадив ее в экипаж, он дал извозчику строгое наставление:
– Ты едешь прямо
– Да, милорд, – с готовностью ответил тот. – По дороге от Воксхолла и досюда я никого не видел.
– Отлично. – Он хотел, было закрыть дверцу экипажа, но Элинор его остановила.
– Спасибо, Валентин, – прошептала она. – Большое спасибо.
Валентин изобразил небрежный поклон.
– Рад служить, миледи.
Он отступил на шаг, и экипаж, загромыхав по мостовой, скрылся за углом. С ней будет все в порядке. Мельбурн, несомненно, резко отчитает ее, но по сравнению с тем, что ей пришлось пережить, этот выговор покажется ей сущим пустяком.
Конечно, он ничуть не облегчил собственную участь, потому что, если бы он просто сдал ее старшему брату, его долговая расписка была бы аннулирована. Это было даже забавно. Хотя для него слова «дело чести» значили меньше, чем для кого-либо другого, он был, тронут искренним отчаянием девушки. Теперь он должен хранить ее тайну и продолжать присматривать за ней – в надежде, что происшествие у Белмонта излечит ее от желания вырваться на свободу.
Была и еще одна вещь, за которую он был себе благодарен. Он сомневался, что Стивен Кобб-Хардинг захочет вспоминать сегодняшний вечер. Валентин сел в свою карету.
– Домой, милорд? – спросил Доусон с кучерской скамейки.
– Ну конечно. Должен же я хоть немного поспать.
Глава 6
Когда Элинор проснулась, головная боль, на которую она притворно жаловалась вчера, стала реальностью. Когда Хелен раздвинула шторы на окне ее спальни, она застонала.
– Сколько времени?
– Семь часов, миледи.
– Немедленно закрой шторы. Я еще не готова вставать.
– Его светлость требует, чтобы все члены семьи явились в столовую, чтобы позавтракать вместе с ним, миледи.
У нее заныло сердце. Неужели он что-нибудь узнал? Ей казалось, что она говорила вполне убедительно, когда он вчера ночью распахнул перед ней входную дверь. Он, конечно, был довольно зол, но если Деверилл, то бишь Валентин, ошибся, то к этому времени весь Лондон говорил бы о том, что она добровольно поехала со Стивеном Кобб-Хардингом к Белмонту, что она там напилась и позволила ему лапать ее обнаженную грудь, а потом уехала с другим мужчиной, репутация у которого еще хуже, чем у того, с кем она приехала.
– Я не очень хорошо чувствую себя и не хочу завтракать, – пробормотала она, отворачиваясь от окна.
– Миледи, его светлость сказал, что вы должны присутствовать, иначе меня уволят за то, что не передала его указаний.
– Что-о? – возмутилась Элинор. – Да как он смеет!
– Попытайтесь, миледи, спуститесь к завтраку, не испытывайте его терпение.
Элинор и сама знала, что искушать судьбу не стоит.
– Хорошо, я сделаю это, –
Служанка вздохнула с явным облегчением.
– Спасибо, миледи.
В голове по-прежнему ощущалась тупая боль, но она оделась и направилась вниз. Чем бы ни было вызвано такое самочувствие – лауданумом или слишком большим количеством выпитого спиртного, – Элинор дала себе твердое слово никогда больше не позволять, чтобы ее заставили врасплох.
Когда она вошла в столовую, там из всех Гриффинов присутствовали только двое: Мельбурн и Пенелопа.
– Здравствуйте, – сказала она, не высказав из-за присутствия Пип того, что намеревалась. Себастьян иногда бывал чертовски проницателен.
– Доброе утро, – вежливо поздоровался он, держа в одной руке кусочек жареного хлеба, а в другой – какую-то официального вида бумагу. Она вспомнила, что сегодня у него парламентский день.
– Ты как-то странно ходишь, – заметила Пип, когда Элинор, пройдя мимо блюд с ветчиной и яйцами всмятку, взяла себе кусочек тоста.
– У меня болит голова, – сказала она в ответ. Мельбурн уже несколько раз напомнил о том, что вчера вечером от нее сильно пахло спиртным, так что лгать было бесполезно. Но и открыть всю правду она не могла.
Все-таки благодаря маркизу Девериллу у нее есть хотя бы возможность скрыть правду. Если бы Мельбурн узнал, что произошло на самом деле, то после вчерашнего вечера он немедленно отправил бы ее обратно в Девон.
Тяжело вздохнув, она села за стол рядом с Пип. Элинор была в долгу перед Девериллом за спасение ее добродетели и за еще один шанс самой найти себе мужа, или испытать новое приключение, или… вообще сделать что-нибудь такое, что ей хотелось. Разумеется, впредь ей следует быть более осторожной. После истории с ловушкой, которую устроил ей Кобб-Хардинг, ее энтузиазм в отношении выбора мужа, не заручившись чьим-либо еще мнением о его характере, значительно поубавился. Но вчерашнее приключение, каким бы неприятным оно ни, оказалось, натолкнуло ее на одну мысль. Оно имело определенную притягательную силу благодаря своей недозволенности. За кого бы она ни вышла замуж – по собственному выбору или нет, – это положило бы конец чувству радостного возбуждения и предвкушения, которое она испытала вчера. Испытать как можно больше свободы и всего, что с ней связано, за последние две недели стало основной целью ее жизни. И она совершенно точно знала, кого ей следует за это благодарить. Она была в долгу у Валентина за свое спасение и за превращение того, что могло бы стать кошмаром, в нечто непознанное и возбуждающее.
– Что происходит, Мельбурн? – спросил с порога комнаты Закери и, подавив зевок, направился к сервировочному столу, чтобы наполнить тарелку.
– Ровным счетом ничего, – ответил герцог. – Почему ты спрашиваешь?
– Потому что сейчас… семь часов утра, – проворчал он, дернув Пип за ухо и заставив захихикать.
Мельбурн отложил документ, который читал.
– Это новая семейная традиция, – сказал он. – Поскольку каждый из вас, видимо, намерен идти собственным путем, не извещая об этом остальных членов семьи, то мы возьмем за обыкновение собираться все вместе за столом. Три раза в неделю. До тех пор пока живем под одной крышей.