Грехи девственницы
Шрифт:
Зато могут преследовать. Уж это-то было Мадлен хорошо известно. Она отерла ладони о подол платья.
Клейтон поднялся со своего места и принялся расхаживать по кабинету.
— Вернемся к делу. Если наш друг знал тебя во Франции, уместно ли считать, что он француз?
— Не обязательно. — Мадлен размышляла над этим вопросом весь день. — Если этот человек находился во Франции, когда мы помогали Людовику вернуть трон в прошлом году, он может быть любой национальности.
— Дьявол! — выругался Клейтон. — Я
Йен принялся набивать себе карманы едой.
— А я наведу справки у своих приятелей, обирающих карманы честных граждан. Может, кто-то что-то знает. Кстати о расследовании. Как тебе Хантфорд?
— Меня беспокоит, что он слишком наблюдателен, — ответила Мадлен и тут же пожалела о сказанном. Оба ее друга ошеломленно обернулись.
— Слишком наблюдателен? С каких это пор ты переживаешь из-за местной полиции? — спросил Клейтон.
— Она вышла на пенсию, забыл? И возможно, стала утрачивать навыки.
Но как могла Мадлен описать им чувство, которого сама до конца не могла понять? Разозлившись на подобное проявление собственной слабости, Мадлен поднялась с дивана и подошла к окну. При этом она стояла так, чтобы ее не было заметно с улицы. Однако наблюдающий за ней человек так и не вернулся.
— Хантфорд знает об угрозе?
— Нет. Иначе ему придется рассказывать о моей работе на министерство иностранных дел, а мне очень не хочется этого делать. И вообще я сама разберусь со своими проблемами.
— Сама? В таком случае я вас покидаю и отправляюсь в ближайшую таверну…
Мадлен бросила на Йена гневный взгляд.
— К вам двоим мои слова не относятся.
Йен подмигнул:
— …чтобы расспросить посетителей.
Клейтон внезапно остановился перед Мадлен, и той пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо.
— Мне ужасно неприятно пасовать перед каким-то негодяем, но я продолжаю настаивать на том, чтобы ты положила конец этому аукциону. — Голос Клейтона звучал холодно, но глаза потемнели от беспокойства.
Мадлен вздохнула. Было бы гораздо проще, если б ее друг действительно оказался таким бесчувственным, каким хотел казаться.
— Мы уже это обсуждали.
— Если кто-то еще узнает в тебе Крошку, слишком большое количество могущественных людей почувствуют себя обманутыми.
— Не думаю. Опасность состоит лишь в том, что кто-то увидит меня и узнает мое лицо, как тот незнакомец. Уверена, что никому не придет в голову связать меня с мадам Жюльетт, служанкой Мари или роялисткой Сашей.
Йен сделал большой глоток чаю.
— Превратись в Мадлен — счастливую жену и мать, — тогда ни у кого не возникнет желания проводить какие-либо параллели.
— Ты знаешь, почему этого никогда не будет. — Мадлен поведала своим друзьям только часть своей биографии. Остальное самого дьявола заставило бы содрогнуться. И возможно, она проверит свою догадку, когда встретится с ним. — Я предпочитаю продать себя на одну ночь, но не на всю жизнь.
— А что, если кто-то еще свяжет имя Крошки с тобой? — спросил Клейтон.
Мадлен схватила с подноса последний бутерброд, прежде чем Йен успел запихнуть его себе в карман.
— Если такое случится, этому человеку придется делать ставки, как и всем остальным. Я не отступлюсь от намеченной цели.
Официантка потерлась своей сильно надушенной грудью о спину Гейбриела, ставя перед ним кружку с пивом, но молодой человек не сводил взгляда с сидящего напротив него подвыпившего собеседника.
Тот сразу же протянул трясущуюся руку к кружке.
— Очень щедро с вашей стороны, сэр. Так о чем это я?
Гейбриел положил локоть на отполированную сотнями рук сосновую столешницу. Камердинер Лентона согласился встретиться с ним в «Ирландской ведьме» — таверне, часто посещаемой слугами аристократов. Заведение было довольно чистым, а пиво — сносным. Что, собственно говоря, и привлекло сюда этого любителя выпить. Только вот если он станет требовать по кружке пива за каждую крупицу информации, разговаривать с ним вскоре станет невозможно.
— Где был виконт в прошлый вторник, Уильям?
— Так… Утром он приказал приготовить сорочку из голубого батиста и серый жилет. Узел на галстуке попросил простой, из чего я заключил, что он всего лишь отправляется навестить свою матушку. Она терпеть не может все вычурное. — Уильям фыркнул, и ноздри его тонкого носа задрожали.
— А после этого? — Гейбриелу пришлось ждать, пока камердинер сделает несколько больших глотков.
— Он приказал переодеть его в новый зеленый сюртук с золотыми пуговицами и тесьмой. Про жилет ничего не сказал, поэтому я сам выбрал желтый с богатой вышивкой. — Уильям со вздохом откинулся на спинку стула. — Великолепное творение портняжного искусства, скажу я вам. Только вот должен признаться, если уж портной увлекся крупными узорами, вся вещь…
— Он не сказал, куда намерен отправиться?
Глаза камердинера расширились, и он моргнул несколько раз.
— Вроде в «Таттерсоллз».
Несложно будет расспросить грумов и выяснить, где на самом деле провел время Лентон.
— А вечером того же дня? Куда он поехал? — спросил Гейбриел в надежде предотвратить еще одно рассуждение о моде.
Но Уильяма, очевидно, не так-то легко было сбить с толку. Его губы растянулись в глупой улыбке.
— О, в тот вечер я пережил настоящий триумф. Узел, которому я дал имя «Робкий лебедь», был совершенен. Только представьте: складки галстука спускаются от подбородка подобно двум изящным крыльям… — Уильям поднял кружку, чтобы сделать еще глоток, но когда его взору предстало пустое дно, выжидательно уставился на Гейбриела.